Кризис среднего возраста

И одновременно в той же тональности зазвонил телефон, так что Вера даже не сразу поняла, откуда исходят пронзительные звуки. Она сняла трубку и подняла ладонь, призывая визави к молчанию, но тот распалялся все больше.

— Здравствуйте, — раздался низкий мужской голос. — Меня зовут Сергей Потапов. Мне вас рекомендовала ваша подруга Анна. У меня…

— Я знаю, — перебила Вера, прикрывая трубку. — Она мне говорила. Оставьте свои координаты. Я вам перезвоню…

Но исполнить свое обещание она смогла очень нескоро. Уже в самом конце рабочего дня, усталая и раздраженная, Вера буквально заставила себя позвонить по продиктованному Потаповым номеру. Трубка на другом конце провода отозвалась глухим стуком и полным молчанием.

— Алло! — недовольно сказала Вера. — Вы меня слышите? Это нотариус Пинигина.

— Да пошла ты к чертовой матери! — заорал хриплый мужской голос.

Она вздрогнула от неожиданности и выронила трубку.

«Все мы в руках у идиотов, — думала Вера, разглядывая отколовшийся кусочек пластмассы. — Прими это как данность. Бери шинель и иди домой».

Но домой идти не хотелось. Хотелось плакать. Точить слезы, скулить, реветь белугой. И жалеть себя, жалеть, жалеть. Не слишком красивую, не очень молодую, затюканную работой, брошенную мужем и Геной-Вагинаком. Никому не нужную, обруганную последними словами. И главное, за что? За что?! За то, что не перезвонила через две минуты? Да попадись ей сейчас под руку этот Протасов, или как его там…

Она швырнула трубку на рычаг, и телефон тут же грянул как гром небесный.

— Вас слушают! — злобно сказала Вера.

— Извините, ради Бога. Это Потапов. Я вам сегодня уже звонил.

— Я помню, — любезно подтвердила Вера. — Я сегодня вам тоже уже звонила. Вы что же, хотите уточнить адрес, по которому меня направили?

— Я вам сейчас все объясню…

— Не стоит утруждаться. Меня абсолютно не интересуют ваши мотивы. Надеюсь, вы без особого труда найдете другого нотариуса.

— Нет, нет! — заволновался Потапов. — Пожалуйста, не вешайте трубку!

— До свидания.

— Да выслушайте меня, черт побери! Это был всего лишь попугай!

— О! — с веселой злостью умилилась Вера. — Это что же, вместо автоответчика? А пингвина у вас, случайно, нет? А то я бы ему свежей рыбки принесла.

— Вера!

— Вера Петровна! — сурово поправила она.

— Вера Петровна, — послушно повторил Потапов. — У меня действительно живет попугай. Разве подруга вам не говорила?

Подруга говорила.

— Ну хорошо, — смилостивилась Вера. — Сегодня я очень устала, а завтра сходим к вашей родственнице. Обещаю. Где мы встретимся?

— Давайте у метро «Цветной бульвар». Там один выход.

— Она что, живет в Москве?! — ахнула Вера. — Час от часу не легче!

— Я оплачу вам такси… — Он расценил ее молчание как согласие и поспешил закрепить успех: — Как я вас узнаю?

— Я буду держать в левой руке журнал «Работница», — раздраженно сказала Вера.

— Какой журнал?

— Значит, так…

Она отшвырнула ногой стул и повернулась к большому зеркалу за шкафом. Оттуда на нее смотрела бледная взъерошенная неудачница, всеми брошенная, никому не нужная, кроме разве что городских сумасшедших, летящих к ней в поисках справедливости, да еще, может быть, Машки…

— Значит, так, — сердито повторила она, глядя в зеркало. — Крашенная перышками шатенка…

— Чем крашенная?

— Перышками. Вроде вашего попугая. Глаза серые, большие. Ресницы, напротив, маленькие. Нос массивный. Зубы желтые, зато свои. Шея короткая, плечи покатые. Грудь есть, а вот задницы, извините, не существует как таковой. Ноги толстые и растут откуда положено. Не от ушей. Которые, кстати, торчком.

— Кто?

— Уши. А вы думали, ноги?

— Да-а, — задумчиво проговорил Потапов, — мимо не пройдешь. Хотелось бы на вас посмотреть.

— Еще бы, — мстительно согласилась Вера.

— Ну а я…

— О, не утруждайтесь! — перебила она. — Я прекрасно вас себе представляю: черная повязка, деревянная нога и наглый попугай на левом плече.

19 АННА

Невероятно, но жизнь потихоньку наладилась — не хуже прежней, просто другая — и понесла свои воды по новому руслу. Невероятным это казалось именно по отношению к ней, к Ане. Чужие разводы представлялись делом обыденным, житейским. Это ее мир рухнул, взорвался, разлетелся на мелкие осколки, выгорел дотла, до полной безжизненной пустоты.