Кризис власти

Выслушав наше предложение и перечтя его письменный текст, кн. Львов заявил, что он и его товарищи по правительству, настаивавшие на образовании коалиционного министерства, заранее учитывали необходимость принять основные положения предложенной нами программы. По существу, говорил кн. Львов, эта программа есть развитие и продолжение той политики, которую Временное правительство и до сих пор осуществляло по соглашению с Советом, поэтому никаких существенных возражений против этой программы мы представить не можем.

Незначительные, вполне приемлемые для нас изменения, которые кн. Львов предложил ввести в нашу программу, касались внешней политики и земельного вопроса. Кн. Львов выразил готовность принять формулу «мира без аннексий и контрибуций», а также указание на необходимость подготовки соглашения с союзниками на основе декларации от 27 марта. Но он предложил добавить к этому пункту заявление, что коалиционное правительство в полном согласии с народом отвергает сепаратный мир. По вопросу о земельной реформе кн. Львов сказал, что, хотя Временное правительство первого состава и не декларировало своей точки зрения по этому вопросу, в правительстве нет никого, кто бы сомневался в неизбежности перехода всей земли в руки крестьянства. Он просил только в нашу формулу «аграрная политика, регулирующая землепользование в интересах народного хозяйства и подготовляющая переход земли в руки трудящихся» внести какую-нибудь конкретизацию и вместе с тем указать, что решение вопроса о переходе земли в руки трудящихся должно быть предоставлено Учредительному собранию.

Интересной чертой этих переговоров было следующее обстоятельство. Все знали, что наша программа встретит внутри правительства решительную оппозицию Милюкова и близких ему кадетских министров. Однако кн. Львов, выразив готовность принять нашу программу с указанными дополнениями, не сделал никакой оговорки относительно того, что решение правительства может не совпасть с его точкой зрения. В частности, говоря о параграфе по внешней политике, он даже подчеркнул, что этот параграф приемлем для большинства правительства, явно имея в виду неизбежную оппозицию Милюкова. Таким образом, заявления кн. Львова предрешали полное соглашение по программным вопросам.

Другая запомнившаяся мне любопытная черта этих переговоров заключалась в поведении Каменева. Делясь со мной своими впечатлениями, он сказал мне во время перерыва: «Я противник коалиции и сторонник более радикальной программы. Но поскольку в правительстве остаются представители буржуазии, признаюсь, большего требовать от них нельзя». И затем, когда мы искали наиболее подходящую формулу для конкретизации мероприятий, регулирующих землепользование в ожидании перехода земли в руки крестьян, Каменев снова подошел ко мне и предложил следующее определение: «Обеспечить наибольшее производство хлеба для нуждающейся в нем страны». Эта на вид очень умеренная формула кратко и ясно выражала идею всех переходных мероприятий, в том числе и отобрания земли у помещиков, отказывающихся ее засевать, и потому я охотно включил ее в пятый пункт нашей программы, который получил следующую редакцию, одобренную делегацией:

«Предоставляя Учредительному собранию решить вопрос о переходе земли в руки трудящихся и выполняя для этого подготовительную работу, Временное правительство примет все необходимые меры, чтобы обеспечить наибольшее производство хлеба для нуждающейся в нем страны и чтобы урегулировать землепользование в интересах народного хозяйства и трудящегося населения».

Суханов в своих «Записках о революции» резко критикует этот пункт и говорит, что он пытался через посредство Гоца воздействовать на меня, чтобы заменить фразу о «наибольшем производстве хлеба» более революционной формулой. Я помню, что Гоц действительно советовал мне сделать перемену в этом смысле, но, когда я ему сказал, что настоящим автором этой формулы является Каменев, он засмеялся и перестал спорить.

Это негласное сотрудничество Каменева в составлении декларации коалиционного правительства было очень характерно для психологии Каменева и других умеренных большевиков той эпохи. Сохраняя официально положение непримиримой оппозиции, многие из них в глубине души считали коалицию одним из способов укрепления и развития революции. При этом развитие революции они понимали не в духе Ленина, который рассчитывал на то, что демократические социалисты своим участием в правительстве оторвут себя от масс и облегчат этим подготовку большевистской диктатуры. Развитие революции они понимали в том смысле, что коалиция укрепит демократический режим и что с осуществлением этой задачи большевикам останется выполнять роль парламентской оппозиции, популярной в массах своими крайними требованиями. Но, конечно, подлинное руководство партией было не в руках этих умеренных большевиков, а в руках Ленина, который лишь в силу необходимости отказывался до поры до времени от призывов к насильственным действиям против демократии.