Кризис

Сначала мы перестали обедать в заведениях общепита и кабаках. Это было довольно сложно – перестроиться и начать питаться дома. Настолько привыкаешь не готовить себе в ритме жизни мегаполиса. Питаться в кафе становится обычной привычкой и статьёй затрат. В свете последних событий с этой привычной постепенно приходилось расставаться. Довольно странно было снова привыкать к тому, что можно готовить дома. Что готовить и питаться дома это очень дёшево. Что это вкуснее и приятнее. И уютнее.

Но мы привыкли. Человек ко всему привыкает и достаточно быстро. Более того, самым странным было то, что питание дома нами самими же рассматривалось как нечто странное, намекающее на какое-то мещанство или недостаток. Или на низкий уровень жизни. Это один из странных феноменов мегаполиса, который искажает восприятие человека, который превращает положительное свойство в отрицательное. Кушать дома почемуто стало не очень хорошо. По крайней мере, нам так казалось. На самом же деле это хорошо.

Я одевался, мучимый всеми этими мыслями и рассуждал о том, как кроить семейный бюджет. С этого момента экономить надо было жёстко. Основными статьями расходов становились жильё и еда. По моим прикидкам без работы мы может протянуть месяца три. Это если всё будет стабильно и без эксцессов. И если я найду работу. И сокращу расходы на жильё, переехав жить в более дешёвое место.

Завязав шарф, я направился было к выходу, но остановился и подумал, что что-то забыл. На автомате вернулся на кухню, взял пустой пакет и уже потом мы вышли из квартиры на площадку. Именно этот пакет вернул воспоминания о совке. Вспомнилось какая-то странная картина из далёкого-далёкого прошлого, на которой старая женщина в простеньком пальто и в пуховом тёмно-сером платке доставала из кармана мятый пакет в магазине.

Мне даже удалось улыбнуться от мысли, что я слишком нагнетаю ситуацию. Что-то, а вызывать жалость к себе у самого себя я умел. Я взял её за руку, улыбнулся и мы стали спускаться к выходу из подъезда. Иногда у нас в семье позволялось игриво спрашивать друг друга:

– Солнышко, купишь мне чего-нибудь сладкого.

Она всегда улыбалось мне на это и мягко, почти нежно отвечала:

– Жопа слипнется, зай.

В магазине нас ограбили. Всё произошло быстро, я бы даже сказал качественно. Бросился в глаза тот автоматизм, с которым грабители лишали всех денег. Мы стояли в очереди в кассе. Перед нами бабулька, за – мужчина с опухшим лицом. Возможно, можно было бы и больше ограбить людей в этом магазине, но площади не позволяли. Да ещё эта бабулька.

В такие моменты сам для себя становишься центром сосредоточения всего происходящего в этом мире зла. Сначала начинается этом грёбаный кризис, потом тебя увольняют, потом начинаются проблемы дома, а потом ты идёшь в магазин и ждёшь, пока эта бабулька выберет себе то, что она сама не знает. А в тебе уже струна натянута. Ты стоишь и сдерживает тебя от взрыва только твоё воспитание. А тут ещё в магазин втискиваются двое и угрожают пистолетом.

Я сначала не сообразил, что происходит. Слишком был занят своими переживаниями. Только когда один из них заорал, я вышел из ступора. Все всё сразу поняли. Кассир выгребла из кассы мелочь, я вывернул бумажник, а опухший мужик разжал кулак с денежкой на пиво. Бабулька попыталась убрать свои деньги в карман, но у нё деньги грубо отобрали. Бабулька заплакала. Странно, но мне почему-то стало жалко бабульку, захотелось её успокоить, помочь, отобрать у плохого мальчика деньги и вернуть ей.

Я повернулся назад.

– Зай, не бойся, всё хорошо.

Тот, который собирал деньги водил пистолетом у её лица. Я прекрасно понимал, насколько он сейчас возбуждён. Он направил пистолет ей в глаз и потребовал:

– Ты. Ты давай.

Я знал, что у неё денег нет. Усилием воли я подавил в себе желание ответить за неё. Из меня прямо вылезала эта фраза «у неё денег нет», но она всё сделала правильно:

– У меня денег нет, вы уже забрали наши деньгу у моего мужа.

Грабитель направил пистолет в глаз мне. Вопросительно так направил, с поднятой бровью. Я ответил честно. Вернее я честно кивнул. Меня утвердительно похлопали стволом по щеке и назвали «умничкой». Бабулька заплакала.

Эта бабулька умела раздражать. Почему она заплакала прямо сейчас? Это уже второй плачущий на моих глазах человек за сегодня. Я стал сравнивать как плачет моя возлюбленная и эта старушка. Было что-то общее во всхлипывании, но сам по себе плачь у старушки был фальшивым. Эта фальшь легко читалась по причитаниям. Когда человек плачет и причитает, сразу видно, что он играет на публику. Захотелось сесть рядом с бабулькой на корточки и начать её дразнить, нарочито громко ревя и натирая глаза кулаками. Реветь намного громче, чем бабулька. И причитать.

Хлопнувшая дверь вывела меня из ступора.