Кризисное обществоведение. Часть 1

Нужно отметить, что русская социологическая литература возникла в недрах передовой журналистики и только в следующем десятилетии у социологии явились сторонники среди университетских ученых, тоже создавших свои органы для пропаганды новой общественной науки. Первыми русскими писателями по социологии были П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский и С.Н. Южаков… Начав действовать в одни и те же годы (1868-1872), они принялись за разрешение, в сущности, одной и той же проблемы, причем работа их получила критический характер по отношению и к Конту, и к Спенсеру, и к дарвинизму в социологии, и по отношению друг к другу, — между ними возникали и споры, — но это не помешало их выступлениям получить характер некоторой однородности, что дало одному из них, именно, Южакову, возражавшему против выражения "субъективный метод", обозначить все это направление как этико-социологическое…

С этим психологизмом, как изучением мира субъективных переживаний, тесно была связана и этическая ориентация первого направления русской социологии… В середине последнего десятилетия прошлого века этой психологической и этической ориентации была у нас противопоставлена другая, выдвинувшая на первый план не субъективные переживания людей, а объективные условия их существования, т. е. психологии была противопоставлена экономика, «идеализму» — материализм».

Из книги Н.И. Кареева10 «Основы русской социологии» (Введение. Перед возникновением социологии в России // СОЦИС, 1995, № 8).

«Проблемы, поднятые в статье В.И. Шамшурина «Гуманитарная социология; новые ориентиры и старые проблемы» (1992, № 2), более чем актуальны… Кажется, автор не сомневается, куда причислить социологию. Его оговорки насчет «социально-гуманитарной мысли», социолога как гуманитария, ученого-гуманитария со всей очевидностью доказывают однозначное причисление социологии к разряду гуманитарных наук. Однако в принятой на Западе классификации к таковым относят историю, философию, литературоведение. Напротив, социология, психология и экономика суть науки поведенческие, или социальные. Первые оперируют нестрогими моделями, оценочными суждениями и качественными методами, вторые — формализованными моделями, математическим аппаратом и опираются на количественное, или квантифицированное знание…

В позиции моего визави скрыта подсознательная установка всякого русского человека: наука об обществе есть наука о духовном, знание ценностное и знание о ценностях. Поэтому социология у него гуманитарна по своей изначальной сущности. По своей исторической интенции подобная интерпретация совершенно правильная. Вспомним работы Н. Кареева, М. Михайловского, П. Сорокина и большинства других российских социологов. Может быть, они поражают нас математическими расчетами, формализованными построениями или богатством эмпирического материала, полученного при помощи традиционных, описанных в любом учебнике социологических методов? Ничего подобного. Это чисто гуманитарное знание. Таковы же и работы титанов русской социальной мысли Н. Бердяева и С. Булгакова.

Совсем иной характер сочинений М. Вебера, Э. Дюркгейма, Т. Парсонса или Ф. Херцберга. Как бы глубоки ни были философские рассуждения, на первом месте — тщательность методологической прописки темы, возможности количественного измерения явлений. Это — альфа и омега настоящего позитивизма, того самого, который на отечественной почве так и не привился.

Мы не прошли школы позитивизма, суровой методической выучки, дисциплины и культуры научного мышления. Быть может, поэтому мы так приблизительны и поверхностны в своих теоретических суждениях, необязательны в выводах, неточны в расчетах… Значит, и нынешняя советская социология никак не может быть похожа на свой западный аналог, как бы ни учились мы у заграницы, как бы ни списывали с нее кружева…

Конт, а вслед за ним и англо-американская наука создавали социологию на манер точного естествознания. Главное требование — отказ от «ненаблюдаемых» философских понятий. В эмпирических исследованиях советские социологи стремятся во всем следовать подобным критериям. Но если уж быть логичным до конца, то надо было бы еще в 1950-е годы отказаться от марксистской философии как метафизики. Но не отказались. И что же вышло? Философские положения выводят прямо из данных опроса респондентов…

Чем решительнее социология порывает с миром непосредственно наблюдаемых случайностей, тем в большей степени становится наукой. Не совокупность случайностей, а их внутренняя связь с теоретическим целым делает знание истинным. Место непосредственного опыта занимает идеализированный опыт, он позволяет разглядеть стоящие за явлениями математические структуры, которые уже не похожи на простенькие статистические закономерности, получаемые социологом из распределения анкетных данных. Данных, которые не выводят нас за рамки чувственного опыта. Оперируя ими, мы лишь придаем субъективным мнениям подобие научной достоверности.