Кризисное обществоведение. Часть 2

Соответственно структуре советского проекта складывалась противостоящая ему антисоветская программа, корнями также уходившая в период вызревания и взрыва революции. В целостном современном виде ее ядро сложилось в 60-е годы XX века в среде «шестидесятников». Я с 1960 года работал в Академии наук и помню все разговоры, которые непрерывно велись в лаборатории, на домашних вечеринках или в походе у костра — оттачивались аргументы против всех существенных черт советского строя.

Антисоветский проект «шестидесятников» не собран в каком-то одном большом труде, хотя и есть отдельные сборники с его более или менее связным изложением — например, книга-манифест «Иного не дано» (1988). Его сущность изложена в огромном количестве сообщений по частным вопросам, в «молекулярном» потоке идей, символов и метафор. Крупные фигуры — известные диссиденты — были лишь своего рода опорами, устоями всего этого движения, задавали его траекторию и мифологию. Близкие им духовно партийные деятели и члены научногуманитарной верхушки сотрудничали эффективно, но не явно.

В 1991 году вышел сборник статей А. Адамовича «Мы — шестидесятники» [1]. Он содержит перечисление тех фигур, которые составляли «мозговой центр» и организационный костяк этого движения. Эти «шестидесятники руководящего звена» в Москве или Минске запросто беседовали с Андроповым или Машеровым, а в США — с Робертом Кеннеди, который якобы в ванной под шум воды излагает Евтушенко секреты ЦРУ. Они имели широкий доступ к информационным и административным ресурсам, занимали ключевые посты в сфере духовного воздействия на общество. Шла их подпитка и внешними средствами. Советология в США досконально изучила все уязвимые точки советской системы, слабости, предрассудки и стереотипы советского мышления. Она работала не только на ЦРУ, но и на наших «шестидесятников».

Так и вызревало то, что мы обозначим словами доктрина реформ. Точнее было бы говорить о доктрине революции (так и квалифицировалась «трансформация СССР» социологами и здесь, и на Западе), но из политкорректности будем использовать официально принятый в России термин. Реформа так реформа, не будем отвлекаться.

В разработку этой доктрины была вовлечена значительная, если не большая часть интеллигенции, которая в постоянных дебатах совершенствовала тезисы, искала выразительные метафоры и образы. Избежать этого влияния было нельзя, антисоветские идеи и формулы превращались в привычные штампы, становились стереотипами массового сознания.

Проект «шестидесятников» уже обладал системными качествами, его развитие не прерывалось, и в конце концов он обрел материальную силу и был реализован в виде «антисоветской революции» конца XX века. Ее предварительной — «холодной» — фазой была перестройка Горбачева, в ходе которой была разрушена надстройка советского жизнеустройства, после чего стало возможным демонтировать и его базис.

Когда в 1988-1991 годах шел выбор доктрины реформы хозяйства и социальной сферы СССР (и РСФСР), «консервативная» часть экономистов, социологов и криминалистов отстаивала компромиссный вариант — увеличение разнообразия советской системы и создание новых («рыночных») структур путем «наращивания» их на существующую основу. «Радикальные» реформаторы предлагали осуществить слом практически всех систем советского жизнеустройства, обеспечить политическими средствами необратимость их демонтажа и построить рыночные системы производства и распределения по образцу «западных» (конкретно, англо-саксонских). Общественного диалога, парламентских и даже академических дебатов по выбору альтернативных доктрин не было. Верхушкой партийно-государственной номенклатуры было принято политическое решение о выборе радикальной доктрины. Ее реализация в полной мере началась после ликвидации СССР.5

В принципе, чтобы понять последний сорокалетний период нашей жизни, нам надо реконструировать антисоветский проект, который влиял на общественное сознание в целом, в том числе на сознание государственной элиты, которая в массе своей превратилась в нынешнюю экономическую элиту [56]. Но в нашем курсе мы будем касаться этой проблемы только вскользь, а целостная реконструкция антисоветского проекта — особая задача.

Доктрина реформы — тоже большая конструкция. Конечно, характер и глубина нынешнего кризиса не определяются только идеями и расчетами доктрины — не менее важна конкретная социальная практика реформаторов, не вполне предусмотренная доктриной, а также интересы и качества тех социальных сил, которые были рекрутированы для выполнения конкретных операций реформы. Но вспомнить эту доктрину необходимо, тем более, что в потоке драматических событий тех лет большинство граждан просто не могло вникнуть в ее смысл. Мы рассмотрим те черты доктрины реформы, которые задали направление основным процессам последних десятилетий и продолжают оказывать воздействие на ход событий сегодня.