Крокодил

– Че, Ваня, воруешь все, что не приколочено? – сонно спросила Яга, разглядывая бутылку, возвышающуюся на пустом столе.

Бутылка красного вина придала кухне с белыми известковыми стенами вид больной и даже умирающий. Словно она – кухня – потеряла много крови, стекшейся по черным трещинам стен и потолка в бутылку.

– Я с твоим выблядком до хуя времени убила… – надтреснуто сказала Яга. – Смесь, блядь, ему варила. Он обоссался. Чуть мне кофточку новую не испортил. Я тебе че… У меня че, Ваня, больше дел нет – вот так вот жизнь свою драгоценную тратить? – бубнила она на одной ноте.

– Какие у тебя дела? – цыкнул Ваня.

– Блядь, дела у меня. Понял? Срочные, блядь. Сейчас уйду, блядь. Понял?

Ваня выругался и отвернулся к стенке. Закрыл глаза, успокаивая себя. Яга смотрела на него с вызовом и возмущением. Ее рот приоткрылся. Волосы торчали над головой, словно парик, попавший под колесо машины. Глаза почти слипались. Все лицо у нее было таким затекшим и опухшим, словно она спала и не просыпалась неделю.

– Сдай его, Ваня, сдай, – сипло проговорила она.

– Куда? – глухо спросил Ваня.

– В детдом, Ваня…

– Ты че, охуела?! – Ваня повернул к ней искаженное лицо. – На! – Ваня бросил на стол пакетик с белым порошком.

– Это че? – выдохнула Яга, таращась на стол. – В натуре, что ли?

Ваня промолчал.

– Вань, блядь, че, в натуре… – бормотала она, и ее щеки раздувались от опухлой улыбки. – А то эти таблетки позорные… Полгода уже таблетки позорные… Сдохну я на них скоро, Ваня… Сдохну… И никто, блядь, не пожалеет. Может, ребеночек этот, блядь, вспомнит, как я его на руках держала. Может, только он меня, блядь, и пожалеет. Может, это самое лучшее, блядь, что я в своей жизни сделала…

– Фонтан заткни! – прикрикнул на нее Ваня. – И чтоб ни шагу отсюда! Поняла? Ни шагу…

– Ты че, Ваня… Я ж детей люблю, Ваня… Куда я уйду… Ты че?