Крокодил

В воздухе расплескивалось жужжание насекомых. Яга спустилась с аптечной лестницы, припадая на железные перила. На последней ступени обернулась. Городские шумы обступили Ягу, и она даже приоткрыла пакет, будто собираясь наполнить его звуками. Весеннее насекомое примчалось из-за деревьев с вертолетным стрекотом, слишком резким для его худосочного тела, блеснуло узкими посеребренными крыльями и село на самый большой цветок в центре пакета. Яга провела по цветку ребром ладони, сгоняя эту мошку. Та, подвернув крыло, промаслила по пакету вниз и упала на асфальт, между стоп Яги. Большой палец правой ноги дернулся. На нем сидело облупленное пятно сливового лака. Яга стояла и оторопело смотрела себе под ноги, на мошку, притихшую на асфальте. Временами Ягу потряхивало, и она сгибала коленки, будто собиралась рухнуть перед мухой на асфальт, прося прощения. Не меняя позы, Яга подняла руку к лицу и вперилась в ребро ладони. Приоткрыла рот, словно поверить не могла, что одно движение ее медленной, налитой бессилием руки могло погубить такой стрекот.

Мошка лежала на боку, подогнув переднюю лапку – такую же тонкую и короткую, как черные черточки на ладони Яги. Над мошкой бугрились крупинки асфальта, уходили вглубь иголочные рытвинки. Яга, опершись о колено одной рукой, другую поднесла к асфальту, как будто собиралась погладить мошку выпрямленными и притиснутыми друг к другу пальцами. Она припадала все ниже, гладила воздух над мошкой, крошечное тело которой затекало смертью, а крылья почему-то блестели ярче. Движения Яги становились плавнее и длиннее. Казалось, она стряхивает с ладони черные черточки, чтобы они с головой нырнули в асфальтовые поры.

Яга выпрямилась, оскалившись. Подобрала ручку полураскрытого пакета, подтянула сзади джинсы и пошла, потряхивая головой. Со стороны казалось, она отбивается от звуков, которыми распустилась весна. От городских шумов, которые начали подступать ближе с тех пор, как воздух прогрелся и смягчился.

Пройдя дорожку, обставленную низкими бордюрами, Яга ступила на сырую еще после ночного дождя землю. Из-под ветвей пахнуло насекомыми, гнильцой прошлогодних листьев, мокрой корой. Яга трусливо оглянулась. Подкинула плечи, словно на них, как и зимой, сидела толстая куртка. Углубилась в ветви. Одна ветка шевельнулась. Яга споткнувшись, полетела вниз, упала, ударяясь грудью о землю. Быстро приподнявшись на коленках, она, словно слепая, ощупала землю. Наткнулась рукой на скользкий пластик пакета, дернула его, но он не поддался, придавленный мужской ногой в черных нечищеных туфлях. Яга дернула головой вверх. Над ней стоял Олег и улыбался.

– Че? – прокряхтела Яга, потянув пакет на себя двумя руками.

– Через плечо! – чокнул Олег и, не снимая ноги с пакета, другой ударил Ягу по плечу.

Яга завыла и повалилась на землю боком. Приподнялась, посмотрела на Олега. Его голову одевали молодые густые листья. С высоты он улыбался Яге. Она собиралась ему что-то сказать, но сзади получила еще пинка и прогнулась под ним. Не отрывая тела от земли, она с трудом развернула голову назад. Ее шея собралась напряженными складками. Ваджик раздувал ноздри. Его лицо было злым.

– Миша, – властно позвал Олег, и из ветвей выпорхнула легкая тень.

Миша, спеша, сковырнул ногой какую-то кочку или задел выступающий из земли корень, но с собой он принес запах пепла, лежалых орехов и терпкость перезрелых яблок, свернувшихся в уксус. Яга шевельнула ноздрями, вбирая запахи, и сразу оскалилась в страхе.

– Забери у нее пакет, – приказал Олег.

Миша шмыгнул к Яге юркой мышью и потянул пакет на себя. Олег убрал с него ногу.

– Че вы делаете? – голос Яги сжался. – Это мой пакет. Че вы?

– Короче, пакет отпусти, – бесцветно сказал Миша.

– Пакет отпусти, – громче повторил Ваджик и бацнул Ягу в то же место на спине.

– Ай-й-й… – хрипло заплакала Яга, но пакет не выпустила.

– Пакет отпусти, – еще раз произнес Миша.

Яга затрясла головой, словно хотела отбиться от его коротких слов, бесцветных, как крылья молодых мошек. Ее потревоженные волосы поднялись, показав тусклый непрокрашенный висок. Носом Яга уткнулась в землю.

– Вы че делаете? Миша, ты че? Ты как будто меня не знаешь! Не знаешь, да? – хрипло заныла она. – Че вы со мной теперь тут делаете, Миша? Я тебе сколько раз на дозу давала? На халяву, а? Ваджик, че ты такой подлый, а? Че ты бьешь меня теперь? Я твоего брата Фадика на заправку не устроила? Олег, че ты такой? Ты с сестрой моей встречался. Нахуя вы меня теперь тут пинаете, а? Нахуя? – из глаза Яги выкатилась мутная слеза, потекла по боковине носа, под него и там смешалась с солеными соплями. – Анюта! – просипела она, увидев над собой одутловатое женское лицо. – А-ню-та…

Олег наступил грязной подошвой Яге на запястье и поерзал ногой, задевая нашлепкой каблука хрящевые косточки.

– Пакет отпусти, – повторил Миша.

– Не отпущу я! – крикнула Яга.

– Ты смотри, какая, – фыркнула Анюта, – даже Иуда тридцать сребреников отдал.

– Че ты мне паришь, Анюта? Че ты мне – Иуда? Я никогда… никогда… ах-ха-ха, – Яга выдула слюнявый пузырь.

Олег навалился сильнее, перенося всю тяжесть в ногу.

– Аха-ха, – Яга разжала пальцы. – Анюта, – она подняла голову, – сколько раз я тебе на халяву давала, вспомни. Как я на заправке работала, вспомни. По восемь тысяч в день делала, Аню-т-та… – хриплые причитания Яги звучали в этих сырых еще от ночного ливня ветвях, как предсмертная песня старой охрипшей птицы.

– Да?! – визгляво протянула Анюта и вильнула узкими бедрами в черных джинсах. – А кто Салееву ментам сдал? Такая умненькая, Ягушечка, типа сама ушла, а мы как бы все остались.

– Ты охуела, Анюта? – Яга приподнялась. – Я не сдавала Салееву. Это Жаба ее сдала. Я не знала, просто ушла, к Ванькиному ребенку убежала. Он меня просил за ним посмотреть.

– Чем докажешь? – выдохнул Миша.

– Че мне кому-то доказывать, – Яга оперлась на локоть. Одну сторону ее лица покрывали крупинки влажной земли и мелкие ветки. – Ты забыл, как позапрошлой зимой вы полные сумки мартини вытащили, а я на входе вас прикрывала? Че-то вы все ушли, меня бросили. Че-то я одна осталась, все на себя взяла. Че-то когда меня менты в отделении бучкали, – Яга сглотнула. – Ух, хорошо меня бучкали, че-то я никого не сдала. Не по моим понятиям это, Миша. Все знают, я никого не сдаю. Никогда не сдаю.

– Никогда не говори никогда, – выдохнул Миша.

– Я лучше бутылки собирать буду, – Яга вдавила локоть в землю. – Из принципа никого не сдам.

– Это она Салееву сдала, – Анюта поджала губы так, будто, сказав свои последние слова, запечатывала рот восковой печатью.

– Не сдавала я никого! – крикнула Яга, тут же прогнувшись под тупым броском Ваджиковой ноги.

Они обступили ее вчетвером и пинали. Тело Яги подлетало на миллиметры, а потом возвращалось на землю, она снова прижималась ртом к ней и ойкала в нее, хрипя: «Мама». Когда Яга подлетала, поднятая силой пинков, то казалась неживой, легкой и бескостной. Но когда возвращалась на землю, жизнь, отлетевшая на миг, снова падала на нее, подчиняясь притяжению земли, которая, словно разбуженная криком Яги, не хотела Ягу отпускать. Ее руки и ноги дергались. Мельтеша, они казались маленькими. Анюта пинала, тонко втягивая воздух и фыркая, она заняла место у живота. Ваджик по-прежнему тупо бил в спину, как будто тренировался и поставил себе задачей нанести по снаряду заданное число ударов – известное ему одному, но не однозначное. Олег бил с улыбкой, подскакивая, стараясь попасть в голову, в плечи. Его майка выбилась из-за пояса штанов. Миша бил сухо, разметая по воздуху руки, с мученическим лицом. Ему словно было жалко, но не Ягу, а себя – за расход последних сил, еще притаившихся в его иссохших мышцах.

Тело Яги перестало вздрагивать. Но жизнь как будто билась у нее под кожей. И когда тупой носок Ваджика впивался в ее спину глубже, живот Яги выпячивался, словно жизнь, собравшись в один комок, натиском брала последние кожные рубежи.

Олег попал носком ей в висок. Кровь клокотнула в горле Яги. Две густые струи потекли в землю, и земля успокоилась, перестав Ягу держать. Заостренное лицо Анюты расслабилось, на нем проступило что-то ритуальное. Ряды разомкнулись. Схватив пакет, Олег заспешил в сторону домов. Остальные потянулись за ним. Яга осталась лежать – на боку, подогнув ногу. Вытянув руку вдоль тела. Из ее носа сочно капало, и земля жадно впитывала эти капли.