Крокодилий сторож

– Франк, может, подогреешь что-нибудь и откроешь бутылочку вина? Вы же, наверное, проголодались? Вот так, Грегерс, подними-ка руку и скажи, если тебе будет больно, когда я буду надавливать вот здесь. И еще, Франк, не забудь снять сандалии и поставить к двери. Я только что пропылесосила.

Франк, пыхтя, вышел в коридор и пристроил свои биркенштоки на специальную стойку, при этом его тяжелая грива упала ему прямо на лицо. Он с раздражением освободил глаза от волос и стянул через голову узорчатый свитер. Какие-то размышления заставили его остановиться и бросить свитер на пол, после чего он прошествовал на кухню и загремел кастрюлями и тарелками.

– Прямо сейчас твое состояние вроде бы стабильно, Грегерс, но тебе все-таки следовало остаться в больнице. – Лисбет поймала взгляд Эстер. – На когда назначена операция?

– На утро понедельника.

– А почему ему нельзя было остаться в больнице?

Эстер покосилась на Грегерса и покачала головой.

– Лисбет, мне кажется, это слишком сложно. И я думаю, сейчас вам лучше знать как можно меньше.

– Прекрати, из твоих уст это звучит так драматично!

Эстер криво улыбнулась Лисбет и промолчала. Лисбет внимательно посмотрела на нее и хлопнула в ладоши.

– Ладно. При условии, что он будет чувствовать себя так же, как сейчас, сможет есть, пить и спать, пускай остается здесь до понедельника. Тогда отвезем его в Королевский госпиталь. Я пока позвоню в больницу, поговорю с персоналом. Зачастую бывает проще добиться разрешения на самостоятельную подготовку к операции (быстрее и так далее), когда есть свой врач. Однако им необходимо знать, где он находится. А мне необходимо удостовериться, что, приютив его у нас, мы не подвергаем его здоровье опасности.

– Только не полиция! Не надо звонить в полицию! – Грегерс вытаращил глаза и теребил край шерстяного пледа, как перепуганная Красная Шапочка.

– Нет-нет, в больницу. Врачам ведь надо знать, где ты, и что ты приедешь на операцию, как планировалось. Зачем нам звонить в полицию? Ну, свяжусь с кардиологическим отделением и согласую наши дальнейшие действия. Еще гляну, чем там Франк занимается. Он ведь такой беспомощный на кухне.

Лисбет поправила пару журналов, чтобы они лежали на мраморном столике аккуратной стопкой, и бодро удалилась на кухню.

– Почему не в полицию, Грегерс? – Эстер взяла его ладонь в свою и осторожно сжала. Он благодарно посмотрел на нее и сжал ее руку в ответ. За несколько дней держаться за руки стало для них совершенно естественным, хотя они никогда не прикасались друг к другу за все время, проведенное под одной крышей. Грегерс склонил голову в еле заметном вдумчивом кивке, Эстер смотрела на него выжидающе, давая возможность спокойно подобрать нужные слова. На его щеки потихоньку возвращался цвет, он больше не был похож на расрашенную вручную восковую фигуру из парижского Музея патологической анатомии. Кажется, побег из больницы пошел ему на пользу.

Так они просидели несколько минут, слушая Лисбет, которая отчитывала Франка на кухне. Супружеская перепалка была настолько машинальной, что слушать ее можно было совершенно медитативно.

Эстер вдруг ощутила, как сильно она устала. Ее позвоночник тяжело опустился на колючую шерстяную диванную подушку. Взгляд то и дело фокусировался на тканом гобелене над пушистой макушкой Грегерса, оттенявшем кирпичную стену своей мягкой зеленоватой поверхностью. Дерево, крыло, грозовая туча, зеленый валик, беззубая ведьма. Если так пойдет дальше, она заснет прямо в ногах у Грегерса и проснется только спустя несколько недель. Начался дождь, легкий летний дождик застучал по крыше.

Хриплый голос Грегерса вытащил ее из дремоты.

– Одна из самых страшных вещей, которую несет с собой старость, это то, что никто о тебе больше не думает. Едва тело становится чуть более хрупким, окружающие начинают обращаться с тобой, как с ребенком, нет, даже хуже, как с существом, абсолютно не отвечающим за свои действия. Как с идиотом! Ты представить себе не можешь, какие вопросы задавал мне мой врач во время теста на слабоумие, чтобы мне милостиво позволили продолжить водить машину. Какой сегодня день? Нарисуйте на циферблате числа и стрелки, чтобы часы показывали три! Какое унижение!

Эстер обрадовалась, узнав привычное брюзжание Грегерса. Значит, он еще не совсем истощен.

– Говорю тебе, никто мне не верит, и все-таки ночью ко мне в палату приходил человек. И этот человек приходил, чтобы причинить мне боль, может, даже убить, почем я знаю. Если б я не дотянулся до шнура, не знаю…

Его голос стал тверже. Эстер дала ему стакан воды, от которого он раздраженно отмахнулся и указал на чашку, наполовину наполненную кофе. Выхлебав черный кофе большими глотками, он протянул чашку обратно Эстер и в изнеможении повалился обратно на диван. Она поставила пустую чашку на журнальный столик.

– Но разве не важнее было бы поэтому поговорить с полицейскими? Убедить их воспринимать твои слова всерьез? Я бы помогла…

– Да дьявол же! Они ведь мне не поверят. И к тому же… я знаю, кто он.

Эстер застыла, мурашки пробежали от макушки до кончиков ее пальцев за несколько секунд.