Крокодилий сторож

– Стендер, что вы хотели? – Он подавил желание треснуть его по башке. – Что у вас на сердце? Это ваш последний шанс, вы отправляетесь за решетку, после чего делом займутся адвокаты.

Кристиан Стендер поднял израненное лицо, выпустил изо рта струйку кровавой слюны, потекшей по подбородку, не будучи в состоянии вытереть ее рукой, и наклонился к самому уху Йеппе.

– Это моя вина!

– Ваша вина? О чем вы?

– Смерть Юлии. Я мог бы…

Его колени подкосились, полицейские с трудом удержали его на ногах. Стендер слабо затряс головой, чтобы показаать, что он готов двигаться дальше, и процессия вышла за дверь, спотыкаясь, как пьянчуга, возвращающийся домой из ночной пивнушки.

Глава 22

Прошло уже двадцать шесть минут, но Грегерс так и не объявился, и Эстер начала его разыскивать. Начала она с повторного прочесывания кардиологического отделения, просто чтобы удостовериться, что он не проскользнул в палату после длительного пребывания в уборной. Грегерса не было. В первую очередь она исключила из поисков другие отделения госпиталя, так как чужой пациент с капельницей довольно быстро был бы замечен и отправлен в свою палату. Отчаявшись дождаться лифта, она пошла вниз пешком, этаж за этажом.

На каждом этаже сидели облаченные в халаты люди, читающие, спящие, ждущие кого-то, всех возрастов и национальностей, но Грегерса не было. Она искала его в комнате для молитв, в кабинете забора крови, за столиками в кафе, между пестрыми полками в киоске. Затем она медленно поднялась на лифте на пятнадцатый этаж и опять зашла в его палату. Вновь позвонила на домашний номер. Прихватила кислотно-зеленое яблоко из миски в коридоре и продолжила поиски. Она перестала ждать помощи и милосердия от окружающих.

Куда, черт возьми, он подевался? Эстер всерьез забеспокоилась. Может, все-таки надо позвонить этому полицейскому и поднять тревогу. Мог ли Грегерс увидеть или сделать что-то, повлекшее для него угрозу со стороны преступника? По дороге в холл Эстер встретила спешащего куда-то на самокате врача, в коридоре сидела на низких креслах группа замотанных в платки женщин, бабушка показывала своим внукам игрушечный домик. Как же все-таки больницы изменились с поры ее юности. Теперь тут появился свет и кипела жизнь, были предметы искусства и ободряющие мелочи. Тогда медсестры извлекли из ее тела – и одновременно из ее жизни – ребенка, дали марлю, чтобы туго замотать напряженную от прибывающего молока грудь. Так туго, чтобы сердце не смогло вывалиться из груди.

Целую жизнь тому назад, а то и полторы жизни.

В заднюю часть холла вело несколько стеклянных дверей, заклеенных красочными плакатами, за которыми находилась больничная библиотека. Помещение пустовало и, по сравнению с суетливым холлом, казалось мирным и спокойным. Тишина и пыль в солнечных лучах. Эстер начала осторожно обходить стеллажи, она сама бы укрылась тут, если бы чего-то испугалась. В дальнем углу сидел Грегерс собственной персоной, накинув на голову и плечи больничный плед и держась одной рукой за штатив с капельницей. Глаза у него были огромные и испуганные. Едва он увидел Эстер, как его нижняя губа задрожала, и он протянул руки навстречу своей спасительнице.

– Мне поставят баллон. – Грегерс подул на черный кофе, сделал глоток и поморщился. Эстер соблазнила его выбраться в кафе и купила ему в автомате кофе и кусок приторного шоколадного торта. Его пергаментные пальцы тряслись, и чашку с кофе ему приходилось держать обеими руками. – Прямо в сердце. Ангиопластика. Будь проклята глубокая старость.

– Так это ты от баллона убежал?

Грегерс аккуратно поставил кофейную чашку на оранжевый пластмассовый столик. Старичок выглядел почти прозрачным, как будто несколько проведенных в больнице дней размыли цветовые различия между глазами, волосами и щеками.

– Он был тут. Убийца. Приходил ночью ко мне в палату. Стоял у моей постели. Сначала я подумал, что это медсестра. Это было адски невыносимо, невозможно было закрыть глаза. А когда я спросил, что случилось, он промолчал. Просто стоял и смотрел на меня. Ужасно! Я был парализован, не мог пошевелиться. Я был уверен, что пришла моя смерть.

Грегерс дрожащими руками поднес чашку ко рту и отхлебнул.

– Он сунул руку в карман за ножом. Не знаю как, но я дотянулся до шнура звонка. Мне пришлось повернуться к этому чудовищу спиной. О боже! А когда я повернулся обратно, он уже выходил.

Он натянул больничный халат на грудь и сухо откашлялся.

– Меня никто не стал слушать. Медсестры говорят, что у меня кошмары от морфина. Вытащи меня отсюда, Эстер, я боюсь.

Эстер посмотрела в стариковские глаза в обрамлении красных мешков, прозрачные и полные ужаса, и отчетливо почувствовала, что не может позволить умереть никому из своих близких. Не так уж много их у нее осталось, чтобы сдаться просто так. И не важно, пригрезилось это все Грегерсу или произошло на самом деле, ей непременно нужно было помочь ему. А у нее появилось вполне ясное ощущение, что Грегерса потревожил не сон.

– Грегерс, я позвоню в полицию, и мы что-нибудь придумаем.