Крокодилий сторож

Он понимает, что зашел слишком далеко. Сдурил. Убийство Кристофера было ошибкой, непродуманное и небрежное. В попытке создать путаницу он разоблачил сам себя. Он знает, что оставил следы и что скоро его обнаружат. Глупо! Он дурак! Мелкая вошь, которая крадет и разрушает чужие жизни, чтобы обогатить свою. Но теперь все кончено. Он возомнил, что контролирует ситуацию, что это он управляет ходом сражения, на самом же деле его, сидящего в скорлупке, того и гляди смоет в Ниагарский водопад, а он единственный об этом и не догадывается.

Эстер посмотрела на эти слова и ощутила пронзительную ненависть и к ним, и к их адресату. Всей душой она желала влить в них яд, чтобы, прочитав их, он ослеп и сдох.

Одинокий и покинутый, бедный человечишко, которого никто не любит и никогда не мог полюбить, даже его собственная мать. Ибо кто же полюбит такого выродка, его больную изуродованную душу?

Она допила бокал и почувствовала головокружение. Затем нажала «Опубликовать», прежде чем успела додумать.

Глава 18

Площадь Ингхэве представляла собой открытую рану города – поваленные деревья и метрострой. Скейтбордисты и пьянчужки на лавочках давно уже смирились с бардаком и вновь обжили это место. Так как муравьи без всяких сожалений прокладывают новые тропинки вместо разрушенных. Йеппе не был муравьем. Он прижал руки к телу, пробираясь мимо ограждения вокруг строительной площадки, чтобы не запачкать куртку при соприкосновении с влажными плакатами. Давящая вечерняя духота перешла в мелкий летний дождь, и лужи придавали стройке безотрадный вид. Ее никогда не закончат. Как только реализация проекта подходит к концу, назойливые градостроители выдумывают что-нибудь новенькое, без чего город никак не может обойтись. Копенгаген – это женщина, которая никак не угомонится, подумал Йеппе и порадовался своему спокойному району вилл по другую сторону холма. В руках он держал бутылку посредственного шампанского, большую часть которой явно предстояло выпить ему самому. В данный момент он тяготел к эскапизму, но все-таки званого ужина избежать не получилось.

Истедгеде, как всегда, вибрировала неоновыми огнями, тайскими баклажанами и большими африканскими семействами, спешащими в прачечную, быстрыми автомобилями и громоздкими велосипедами с детскими прицепами. Группы молодежи вливались и выливались из баров, как из винных погребов. Вот опрокинули урну, из нее посыпалась жирная бумага из-под шаурмы, мусор в маленьких мешочках вывалился на тротуар. Йеппе удивился, когда Йоханнес и Родриго решили переехать из пентхауса на Гаммель Странд в квартиру на первом этаже на Скюдебанегеде. Однако они, похоже, радовались крашеному деревянному полу и небольшой лестнице, ведущей в общий зеленый дворик, где можно было выпить с соседями розового вина. Йеппе подумал, не развелись ли случаем его соседи. Он не видел их как минимум полгода.

Йоханнес открыл дверь в облако кулинарных ароматов и прекрасного настроения. Он тепло обнял Йеппе, затем взял у него куртку и шампанское.

– Как же я рад, что ты пришел. Прекрасно понимаю, что сейчас тебе не до визитов. – Мягкий мрачноватый тембр голоса, ставший одной из отличительных черт Йоханнеса Ледмарка, заботливо окутал Йеппе, и тот почувствовал себя как дома. Как всегда.

– Только я, наверное, ненадолго. Это дело… Я выслушал выговор комиссара всего лишь час назад. Уже второй раз за сегодня.

Последний отчет комиссару полиции оказался столь же жалким и унизительным действом, как и первый.

– Я понимаю. Я рад, что ты вообще пришел. – Он прочитал этикетку на бутылке. – Деламотт, да ты разорился.

– Ну, иногда можно себе позволить.

– Конечно! Ну, проходи, поздоровайся с остальными. Мы садимся за стол.

В зеркале прихожей успел отразиться усталый взгляд, прежде чем Йеппе последовал за Йоханнесом в гостиную, оглашаемую звоном и смехом из-за длинного стола. Он убедился, что телефон на месте, во внутреннем кармане, с отключенным звуком, но включенным вибросигналом, на случай, если будут какие-то новости по делу. Он в очередной раз пожалел, что ему не хватило смелости отменить визит, однако он страдал от хронического чувства вины в отношении Йоханнеса, который всегда так много для него делал. Он все еще мог приехать домой и залечь спать до десяти часов.