Крокодилова свадьба

— Ну, я не мог отказаться даже от такого заказа, — не проявляя никакого искреннего интереса к разговору на лестнице, сказал Шляпс. А потом, чтобы побыстрее закончить беседу, соврал:

— Ну и, тем более, не каждый день доводится побывать в гостях у кутюрье и поглядеть на самые модные наряды.

— Ох, рад, что вы так тепло относитесь к моему роду деятельности! На самом деле, это так тяжело, вы представить себе не можете… особенно, создавать новую коллекцию — люди ждут чего-то безусловно нового, необычного, спонтанно-восхитительно-безумного…

Самые длинные удавы далеких джунглей посчитали бы себя короткими, окажись они рядом с прилагательными хозяина дома.

Внезапно, мужчина остановился и обернулся, критический взглядом осмотрев Шляпса.

— Знаете, я мог бы подобрать что-нибудь и для вас! А то ваш плащ-костюм… совсем черный, и простая белая рубашка… ну, не то чтобы совсем безвкусные, что-то в них есть. Но в целом… вам они совсем не подходит! А эта шляпа с жуткими полями? Конечно, часы — очень интересное решение…

— Исключительно практичное, — перебил Диафрагм. — Чтобы лишний раз не отвечать на глупые вопросы. Вам не кажется, что надо поторопиться? А то мы опоздаем.

— Ох, простите, я снова заговорился!

Шляпс знал, в чей дом пришел, и знал, на что подписался — но таких долгих разговоров Диафрагм и представить не мог. Ну, как не мог — мочь то мог, только надеялся, что его мимо длинных и утомительных бесед пронесет, но нет, не вышло.

Известный на всю Хрусталию кутюрье Бальзаме Чернокниг — родной брат Честера — славился не только длинным языком без костей и возможностью говорить часами, но и своими нарядами. Конечно, славился по-разному — его творения были столь… как он сам бы выразился, «чувственно-сюрреалистически-проникновенные», что некоторые находили их выкидышем больной фантазии, и это еще мягко сказано. Но, по крайней мере, то было за пределами Хрустали, там, где, по мнению некоторых, царила полная безвкусица. В городе же наряды Бальзаме — в основном — ценили и обожали. Это были платья и костюмы, словно бы сошедшие из глубоких сновидений…

Будучи мастером в столь специфическом деле, Бальзаме сыскал славу только в Хрусталии, и то не среди всех жителей. Его коллекции никогда не покидали города, а его мечтой было устроить показ мод в столице, Сердце Мира, а потом отправить партии товаров в торговый город Златногорск, чтобы там они разошлись как горячие пирожки в холодный зимний день, но по бешеной цене с не менее бешеной наценкой — ведь такие идеи на дороге не валяются!

Но мечтать, как говорится, не вредно.

В отличие от своего брата Честера Чернокнига — лучшего свадебного церемониймейстера всех семи городов, — Бальзаме был лучшим лишь потому, что он один мог создавать такие странные и необычные наряды.

Тут должно последовать лирическое отступление про то, как завидовал Бальзаме брату, как ненавидел его за то, что у того все всегда получалось и было лучше, что тот стал известен по всему миру… а следом должен идти спойлер о том, как задушенный гуталиновой завистью Бальзаме вскоре убьет своего братца, и ни капельки об этом не пожалеет.

Но такого не будет — просто потому, что Бальзаме не завидовал. Он вообще не знал, что это за чувство такое — не в силу того, что был святым. Просто в голове его постоянно крутились идеи новых нарядов, и завидовать ему было некогда, да и незачем, а то все идеи внезапно разлетятся кто куда, и поминай как звали.

К тому же, с братом они были в прекрасных отношениях. Такие Винсент и Тео от фантастического мира.

К слову сказать, Бальзаме Чернокниг мог сам рассказать все это Шляпсу, пока они поднимались на второй этаж. Но каким-то неведомым образом, кутюрье удержался.

Господин Шляпс уже даже расслабился, но потом поймал взглядом то, о чем тут же пожелал забыть — к сожалению, стереть что-либо постыдное из памяти не так просто, как картинку из фотогалереи.

На втором этаже у принесенных специально зеркал крутились женщины и девушки: с разными укладками, разным цветом волос и, в конце концов, разного возраста. Нет, в этой картине не было ничего постыдного — леди были приличные, ничего не вытворяли и, самое главное, все они были одетыми.

Соль в другом — все женщины и девушки были в нарядах, созданных Бальзаме. А это уже попахивало легкой нездоровщиной.

Одно платье походило на огромную розу — полностью зеленое, даже с характерными «шипами», которые (Шляпс надеялся) не были острыми. Это, определенно, был стебель — сам цветок располагался выше, на уровне воротника. Точнее, цветок и был огромным алым воротником, который лепестками расходился в стороны и закрывал шею полностью. Казалась, что голова растет прямиком из плеч.