Крокозябры (сборник)

Предвкушая великую историческую роль «дьяволят», она не была готова к тому, что ее подопечные будут грабить магазины, мародерствовать и продавать на толкучке любимые вещицы расстрелянных. Она как-то заглянула туда и узнала красивый бисерный кошелек своей расстрелянной товарки Кати, невольно обвела глазами торговцев в поисках черного банта и покраснела (не эта ли Катя всплыла в подсознании Виолы, когда она хотела, чтобы внучку назвали Катей?). Она не любила своих соучениц, отказывая им в малейших достоинствах, из-за того что ее душа строила баррикады, тут были «мы», там – «они». Я не обязана была, как они все, улыбаться и делать вид, подумала Виола. Катя однажды сказала ей, что она – злая. «Я – свободная, а не злая», – ответила тогда Виола. Иногда ей хотелось постоять вместе на перемене, сходить à la fin de la semaine (на уик-энд, как стали говорить, когда сменили французский на английский) в кондитерскую, но когда они начинали заливаться смехом, сразу отходила – «дуры». Теперь Виола не была так уж уверена в том, что они – дуры, а она – умная. Они шли в пропасть, думая, что идут привычной дорогой, а у нее не было привычной дороги. «Чтобы вершить великие дела, в душе должна клокотать ненависть». Виля знала за собой этот недостаток, она не умела ненавидеть, только недолюбливала.

«Дьяволят» Виола не то что ценила больше, чем девиц, она относилась к ним как к меньшим братьям, но меньших было – большинство, которое надо протащить в будущее. Лицом наставшего будущего для Вили стал красавец Киров, хоть он и годился ей в отцы. Волшебник знал, как усмирить Азербайджан: ненависть армян и азербайджанцев должна достичь такого накала, чтоб население уполовинилось. Меньше людей – меньше проблем. В Петрограде в 1917 году было 2 миллиона 300 жителей, к 1920-му осталось 720 тысяч, и на этой цифре все успокоилось. Большевики чувствовали себя судьями. У судьи ведь не нарушается сон и аппетит от того, что он выносит смертные приговоры. Он хороший, потому что сидит в судейской мантии, а сменяющиеся за железными прутьями подсудимые – плохие, потому что не зря оказались они за этими прутьями. Прав тот, у кого власть.

Волшебник дал Виле то, что она просила – настоящее дело. Не могла же она просить о любви! Впрочем, он просветил Виолу насчет «марксистской любви», выразив уверенность в том, что она вырастет боевым товарищем, наподобие Розалии Землячки, а не томной барышней в розовом платье. Откуда он мог знать про платье? На следующий же день Виля сожгла ненавистный подарок. И больше никогда в жизни у нее не было ничего розового.

Костриков дал Виоле пост секретаря бакинского горкома Союза рабочей молодежи, а это была уже не дворовая самодеятельность, все как положено: кабинет, стол, круг обязанностей, оклад. Работа у Виолы спорилась: она снова собрала «дьяволят», они находили в городе детей и подростков, а делом Виолы было увлечь их очарованием «ледяной злости» – так она определила для себя суть притягательности Сергея Мироновича и подражала ему. Но очарование длилось недолго, залетный гость поехал в Астрахань громить Деникина, а расстроенную Вилю дома ждал еще один сюрприз: родители отправляются в Москву. Отцу предложили пост замнаркома путей сообщения, мост – это ведь тоже путь сообщения. Выделили деревянный домик на улице Большая Бронная. Андрей поедет с ними. А Виля останется совсем одна.

– Крепитесь, Вилен Валерьянович, – сострил брат.

– Очень остроумно, – Виля было обиделась, но тут же поняла, что это подсказка. Она совсем забыла про путаницу в билете, но это именно то, что ей сейчас нужно: вести себя по-мужски. По-мужски – значит, дело прежде всего и никаких сантиментов.

– Где эта ваша Большая Бронная? – Виля бывала в Москве с родителями, но улиц там столько, что не упомнишь.

– Если идти от Кремля по Тверской, потом свернуть к Тверскому бульвару, справа от него…

– Номер дома? – перебила Виля в духе объявшей ее решительности.

– Пиши нам почаще, – кричал из окна вагона отец. Хотя не мог не знать, что почта закрылась на неопределенное время.

Возмужавшая Виола получила невероятный аванс. Ее командировали в Омск, брать Колчака. Ее перевели из молодежной категории во взрослую. В Омск она поедет секретарем губернского бюро РКП(б). Это большая честь. И, что не менее важно, самостоятельная жизнь, без родителей. Первой проблемой оказалась коса: Виля никогда не заплетала ее сама, оказалось, что без горничной не справиться. Пришлось взять ножницы и отстричь к чертям. О застегивании корсетов речи не было: демократическая одежда их не предполагает. Наконец она надела черную кожанку. Села на поезд и поехала далеко-далеко. Поездов Виола сменила штук пять, и все они были забиты людьми и чемоданами, люди куда-то ехали, бежали с насиженных мест, будто невидимая рука великана взяла сито и перетрясла всю страну, кто сквозь дырочки провалился – выпал из гнезда.