– Слушайте великого путешественника, – говорит Рут и дает ему сигарету. Он прощает ее за десятицентовик.
– Итак, вы полагаете, – настаивает Тотеро, – что тренеры ничего не делают.
– Они никому не нужны, – отвечает Рут.
– Да бросьте вы, – вступается Кролик.
Официант возвращается с палочками и с двумя меню. Кролик разочарован – у палочек такой вид, словно они вовсе не деревянные, а пластмассовые. От сигареты отдает соломой. Он вынимает ее изо рта. Нет уж, хватит.
– Каждый закажет по блюду, а потом мы все поделимся, – предлагает Тотеро. – Кто что любит?
– Я кисло-сладкую свинину, – заявляет Маргарет. Что ни говори, решительности у нее не отнимешь.
– Гарри?
– Не знаю.
– Вот тебе и специалист по китайской кухне, – замечает Рут.
– Здесь написано по-английски. Я привык заказывать по китайскому меню.
– Ладно, ладно, скажите мне, что самое вкусное.
– Отстаньте, вы мне совсем голову заморочили.
– Вы никогда не были в Техасе, – говорит Рут.
Он вспоминает дом на той незнакомой, лишенной деревьев улице, зеленую ночь, встающую из прерий, цветы в окне и отвечает:
– Конечно, был.
– А что вы там делали?
– Служил у Дядюшки Сэма.
– А, в армии, так это не в счет. Все были на военной службе в Техасе.
– Заказывайте по своему вкусу, – говорит Кролик Тотеро.
Его раздражают все эти ветераны армейской службы, с которыми Рут, как видно, зналась, и он напряженно вслушивается в последние такты песни, на которую потратил десятицентовик. В этом китайском заведении она доносится как будто из кухни и лишь весьма отдаленно напоминает ту разудалую мелодию, которая прошлой ночью так подбодрила его в машине.
Тотеро дает официанту заказ и, когда тот уходит, пытается разубедить Рут. Тонкие губы старика мокры от виски.
– Тренер, – говорит он, – тренер печется о развитии трех орудий, которыми нас наделила жизнь. Это голова, тело и сердце.
– И еще пах, – добавляет Рут.
Смеется – кто бы мог подумать? – Маргарет. Кролика от этой девицы прямо-таки оторопь берет.
– Юная леди, вы бросили мне вызов, и теперь я требую вашего внимания. – Тотеро преисполнен важности.
– Чушь, – тихо отвечает Рут, опустив глаза. – Отвяжитесь вы от меня. – Он ее рассердил. Крылья ее носа белеют, грубо накрашенное лицо потемнело.
– Во-первых, голова. Стратегия. Мальчишки большей частью приходят к баскетбольному тренеру с дворовых площадок и не имеют понятия – как бы это получше выразиться – об
– Еще бы. Как раз вчера…
– Во-вторых, – я кончу, Гарри, и тогда скажешь ты, – во-вторых, тело. Выработать у мальчиков спортивную форму. Придать их ногам твердость. – Он сжимает в кулак руку на полированном столе. – Твердость. Бегать, бегать, бегать. Пока их ноги стоят на земле, они должны все время бегать. Сколько ни бегай, все будет мало. В-третьих, – большим и указательным пальцами второй руки он смахивает влагу с уголков губ, – в-третьих, сердце. И здесь перед хорошим тренером, каким я, юная леди, безусловно, старался быть и, как утверждает кое-кто, в самом деле был, здесь перед ним открываются самые серьезные возможности. Воспитать у мальчиков волю к совершенству. Я всегда считал, что она важнее воли к победе, ибо совершенство возможно даже в поражении. Заставить их ощутить, да, это слово, пожалуй, подходит, ощутить
Обернувшись к Кролику, Рут спокойно, словно желая переменить тему, спрашивает:
– Чем вы занимаетесь?
– Я не уверен, что теперь вообще чем-либо занимаюсь, – смеется он. – Сегодня утром я должен был пойти на работу. Я… это довольно трудно объяснить… я демонстрирую нечто, называемое «чудо-теркой».
– И я уверен, что это получается у него превосходно, – вмешивается Тотеро. – Я уверен, что когда члены совета корпорации «чудо-терок» собираются на свое ежегодное совещание и задают себе вопрос: «Кто более всех способствовал успеху нашего дела среди американской публики?» – имя Гарри Кролика Энгстрома оказывается первым в списке.
– А вы чем занимаетесь? – в свою очередь интересуется Кролик.
– Ничем, – отвечает Рут. – Ничем. – Ее веки сальной голубой занавеской опускаются над бокалом дайкири. На подбородок ложится зеленоватый отсвет жидкости.