Тетушка растерянно огляделась и развела руками: увлеченная борьбой за Чика, она о самом Чике подзабыла.
– Я здесь, дя! – крикнул Чик с груши.
Дядя обернулся, поймал Чика любящими, насмешливыми глазами и поманил пальцем. После этого он отдал герань тетушке и вошел в дом. Пока Чик спускался с дерева, сумасшедший дядюшка Чика уже пришел в сад и наполнял свежей землей новый горшок для герани, чудом уцелевшей после падения со второго этажа.
Чик поднялся наверх и прошел в залу, где дядя, раздетый и укрытый простыней, лежал на своей кровати. После работы он любил умыться и часок отдохнуть. Его мокрые редеющие волосы блестели и были зачесаны на косой пробор. Голые мускулистые руки были высунуты из-под простыни и держали книгу.
– Поди-ка сюда, – сказал он Чику, показывая на постель и откладывая книгу, на которой Чик успел прочитать: «Ги де Мопассан».
Чик присел на постель.
– Рассказывай, – кивнул дядя, сияя на Чика улыбкой, – о подвигах, о доблести, о славе.
И Чик рассказал ему все. Как он давно ненавидел собаколова, как он своими глазами видел доверчивую собаку, пойманную в его подлый сачок, как он придумал распахнуть его дверь и выпустить всех собак.
– Ты молодец, Чик, – сказал дядя, любуясь Чиком, – но и собачника надо понять. У него ужасная работа, но это работа. И ты прав, и он по-своему прав.
– Как так? – удивился Чик.
– Ну, Чик, – сказал дядя, гдядя на него своими блестящими глазами, – это как змея и человек. В природе змеи – кусаться. В природе человека – убивать змею. Так они вместе живут, тысячелетия и будут жить. Такова природа, Чик: змее кусать человека, а человеку убивать змею.
– А уж? – сказал Чик, подумав.
Дядя вдруг расхохотался, схватил его голыми руками и, прижав к себе, поцеловал в лоб. Чик не видел ничего смешного в том, что он спросил, но ему приятно было, что дядя хохочет.
– А в природе ужа, – сказал дядя сквозь хохот, – страдать за сходство со змеей!
Чик решил, что они слишком далеко отошли от дела.
– Да, – сказал Чик, – он ловит не только бродячих собак. Он ловит любых собак, которые оказались на улице.
– Конечно, конечно, – сказал дядя, – здесь возможны ошибки.
– Не ошибки, – поправил его Чик, – а вредительство. Хозяин собаки все время думает на работе: а вдруг моя собака выбежала на улицу и ее поймал собаколов? И от этого он на работе волнуется и совершает грубые ошибки.
– Чик, – сказал дядя, и глаза его строго потвердели, – я тебе уже объяснил, что все это ерунда. Ты ведь не раз убеждался в этом. Нет никаких вредителей! Есть разгильдяи, трусы, подлецы… И наконец просто дураки!
– Кто же тогда арестовал отца Ники? – спросил Чик и уже сам строго посмотрел на дядю. – Он ведь был твой друг?
Последние слова Чик произнес с невольным упреком. Если дядя не признает, что есть вредители, значит, он признает, что отца Ники правильно арестовали. Но ведь это не так!
– Чик, – сказал дядя, и вдруг в его всегда ясных, умных глазах появилось выражение тоски, – отец Ники был моим другом, и я никогда от него не отрекался. Запомни – никогда! Он был честным человеком! Как бы тебе объяснить? Ты этого сейчас не поймешь…
– Нет, пойму, – твердо перебил его Чик и твердо посмотрел ему в глаза.
– Бывают времена, когда… когда многие люди… живут как пьяные, – сказал дядя медленно и с трудом подбирая слова, – а ты знаешь, что пьяные бывают безумными и жестокими?
– Да, конечно, – сказал Чик и мгновенно припомнил то, чего, в сущности, никогда не забывал.
Несколько лет назад Чик шел с пацанами на море. Вдруг они увидели перед собой на тротуаре двух пьяных. Один был большой и здоровый, а второй был среднего роста. Тот, что был поменьше, что-то сказал большому. Здоровый обхватил его руками, поднял над землей и бросил. Тот упал и долго не мог встать. Но потом встал, и они пошли дальше. Видно, он опять сказал здоровому что-то неприятное, и здоровый опять приподнял его на руках и бросил на землю. И второй опять растянулся на тротуаре. Он долго не мог встать, а большой, самодовольно ухмыляясь, помог ему встать, и они, пошатываясь, пошли дальше. И, видно, тот, что был поменьше, опять что-то неприятное сказал большому, и тот опять его приподнял над землей и бросил, как деревянную куклу. На этот раз ребята были совсем близко, и Чик услышал, как пьяный, падая, стукнулся затылком о каменный бордюр тротуара. И этот звук, этот стук перевернул всю его душу!
Упавший теперь лежал неподвижно, а здоровый, сопя, пытался его приподнять, а у того обвисли руки и глаза были закрыты. А этот все сопел над ним, ничего не понимая и пытаясь его поставить на тряпичные теперь ноги. И это было ужасно, что он никак не поймет того, что случилось с его товарищем.
Потом собралась толпа. Большого забрала милиция, а за маленьким приехала «скорая помощь». Говорили, что он не умер, что он только потерял сознание, но Чик на всю жизнь запомнил этот случай.
И Чик, всегда содрогаясь, вспоминал этот беспомощный стук головы о бордюр тротуара, тот жестокий, нечеловеческий звук равнодушия к человеческой жизни.
– А отчего они как пьяные? – спросил Чик. Он внимательно смотрел дяде в глаза.