Кроманьонец

Четыре женщины и всего двое мужчин выглядели странно. Измученными и обреченными.

Оказалось, что они единственные выжившие из племени Лося. Когда на их стойбище напало какое-то племя, они обдирали лыко на одном из островков. Рубили молодые деревца ракиты и вяза, остались там, на ночь, чтобы поутру содрать с них кору.

Заметили чужаков, когда возвращались, поняли, что на берегу их ждет смерть. Поплыли вниз по реке и какое-то время полуголые дикари, размахивая дубинами и копьями, преследовали их по берегу.

Ближе к ночи, решили пристать к берегу, но снова увидели чужаков. Так они и плыли без остановок, пока не увидели наше стойбище.

Тиба принесла им рыбу и немного мяса, а я вернулся на камни, чтобы подумать, как нам жить дальше.

Враги могли появиться в любую минуту. Но если предположить, что добыча их была велика и желудки полны, то день-два у нас, может, и есть.

«Неужели придется бежать?»

Как хорошо в преддверии близкой уже настоящей весны, когда краски вокруг еще пригашены, но уже появились на лужке первые желтые и белые цветочки, повешены шторы из высоких кисейных облаков, и когда вдруг, на недолго умолкнут птицы, в этот час редкий, неповторимый тишина шепчет: поразмысли, не спеши…

* * *

На теоретических занятиях в разведывательной школе нас, курсантов, всегда клонило в сон. Пока однажды в класс не вошел очень странный преподаватель. Увидев его, мы как-то сразу развеселились.

Шаркающей походкой он подошел к столу, снял ватник и остался в стареньком, узкоплечем грубосуконном пиджаке, седые сосульки, свисающие с головы, причесал кусочком старой гребенки, обнаруженной в необъятных карманах, пригладил бороду и объявил нам, что прочтет курс о травах лечебных и смертельных.

— Ну, какие травы! Мы же диверсанты! — загомонили курсанты. Кто-то рассмеялся.

— Это, конечно, не шутейное занятие. Очень даже…

* * *

А старик тот оказался прав…

Почти год назад, гуляя у стойбища, я наткнулся на заросли веха ядовитого. Его еще называют водяной болиголов, мутник, свиная вошь. Растение ядовито все, но особенно его корневище ранней весной.

В детстве, там, в будущем встречал его не раз, но белые шарики цветов меня не привлекали, хотя говорят, что пахнет он сельдереем, а корневище приятно на вкус. Кому— то напоминает брюкву или редьку, а кому-то морковь.

Для диверсий это растение подходит замечательно. Яды, содержащиеся в нем, не разрушаются ни при воздействии высокой температуры, ни при длительном хранении.

Помню, разволновался, что кто-нибудь из соплеменников вдруг сорвет, выкопает и съест. Но вскоре понял, что они не сильно жалую растительную пищу. И что Тиба-трава не травница, а мастерица сплести что-нибудь, а Ахой не настоящим шаманом оказался…

Та тревога прошла и волнения позабылись.

Я предложил соплеменникам взять ножи и корзины, немедля отправиться со мной, накопать корней, чтобы отравить ими чужаков.

Как хорошо иметь хоть какой-то авторитет! Наши гости вначале отнеслись к моей просьбе не серьезно, но едва услышали от Таша, что не мальчик сейчас говорил, а духи, подчинились и подошли к делу серьезно, попросив для себя ножи и корзину.

Я отвел их на место, где раньше видел зонтики веха. Мы стали выкапывать корни. Они действительно приятно пахли, и я предупредил гостей и соплеменников, что пробовать на вкус их нельзя.

К вечеру в стойбище вернулись мужчины, приволокли кабанчика, попавшего в петлю. А вскоре приплыли и женщины, бившие гарпунами нерестящуюся в затоке рыбу. Их добычу мы запекли с кореньями веха. Оставили у очага и корзину с накопанным. Пусть дикари решат, что корешки тоже еда. Забрали все ценное из чумов, и ушли в лес.

Соорудив для женщин и детей шалаши, мужчины взяли луки, копья и щиты, пошли к опушке, наблюдать за брошенным стойбищем.

Я присоединился к ним позже: все раздумывал, как быть с волчицей? Не побежит ли она к стойбищу, почуяв чужаков? Смотрел на нее и в какой-то момент понял, что, скорее всего она напротив, останется рядом.

Только под утро зазвучали, где то у реки пронзительные птичьи крики. Я понял, что чужаки уже близко. А вскоре мы услышали дикий вой и увидели, как на дюну поднимаются, размахивая оружием пришельцы.

Вскоре мы услышали их стоны, вскрики и даже увидели, что один из них шатающейся походкой пошел в сторону леса, на опушке которого мы затаились и как он упал…

Той вопросительно на меня посмотрел и я кивнул. Мы не спеша пошли к стойбищу. Вожак, поигрывая макуахутлом, шел первым и, поравнявшись с лежащим в позе эмбриона чужаком, несколько раз ударил мечом по нему.

Пришельцы съели отравленное угощение и корешки. Их тела лежали на песке по всему стойбищу и в чумах. Я не увидел ни одной женщины или ребенка.

Соплеменники словно делая обычную работу, пробивали копьями бесчувственные тела, я же просто смотрел, пока не обнаружил короб, принесенный чужаками, заполненный отрубленными конечностями убитых ими людей. Мое сердце сжалось от ужаса, словно в ледяном кулаке. И я хладнокровно стал помогать соплеменникам, добивать испускающих дух, корчащихся в муках с пеной у рта, дикарей.