Кроманьонец

Пастухи показали нам пойманных недавно козлят резвящихся в общем стаде, и я даже покормил своих куланов корешками, что дал мне Тун. О смерти Тоя они ничего не сказали и вели они себя как обычно — просто и безмятежно.

Женщины-горянки увидев нас, поднялись, оторвавшись от шитья, и прятали улыбки, а Ата подбежала ко мне и едва прикоснувшись к руке, пошла к реке, будто срочное у нее появилось дело.

Наши женщины выражали свои чувства как обычно после долгой разлуки: первой бросилась обниматься Лило, за ней Тиби, и по очереди все женщины-рыбы. Только моей любимой Утаре не было. Жена охотилась. И именно она, вернувшись в поселок после заката, рассказала о трагической гибели Тоя. Не сразу, конечно.

Я соскучился, и когда Утаре вошла в наш дом, помог ей развесить тушки гусей под крышу и снять кухлянку. Потом стал развязывать шнурок, поддерживающий штаны, но любимая не позволила мне сделать это, показав на едва заметно округлившийся живот. Она обняла меня и повалила на ложе, устланное шкурами. Устроившись под боком, Утаре положила голову на мое плечо и задремала. Я вдыхал травяной запах ее волос и боялся пошевелиться, чтобы не разбудить охотницу. Трещали поленья в очаге-печи, и поскуливала во сне Пальма, а я думал о жизни и смерти в этом мире, в котором, увы, долго не живут; успею ли я дожить до рождения своего ребенка?

Отдыхала любимая не долго, а может, вообще мне только показалось, что она уснула. Вздрогнул, когда вдруг услышал ее шепот:

— Тоя кто-то убил…

Услышав ее, я поначалу не осознал, что нашего вожака уже нет на этой Земле, промолчал. Утаре, воспринявшая мое молчание как должное, стала рассказывать о событиях нескольких дней до моего возвращения в племя. Говорила, как и все в этом мире, экспрессивно и порой — нескладно, но события, предшествующие смерти Тоя и после нее, я осмыслил так:

После засева поля любимая и Муш устроили в поселке праздник, как было заведено у Людей. Горцам праздник понравился и женщины Тоя, обычно хмурые, стали улыбчивыми и танцевали вместе со всеми. А на следующий день вожак исчез. Никто не видел, как он ушел из поселка. К вечеру выяснилось, что о своих планах он никому ничего не рассказывал. Встревоженные исчезновением предводителя соплеменники до ночи просидели у костра, гадая, что могло произойти и куда мог пойти Той сам? Решили дождаться утра. Утро было обычным, только без Тоя. Сама Утаре тогда, конечно, не знала, что произошло с вожаком, но была уверенна, что Той в поселок уже не вернется. И только на следующий день, с утра поселок огласил тревожный крик Ата. Девушка в прибрежной осоке обнаружила труп вожака Рыб. Утаре сразу же поняла, что Той не упал сам и не умер от того, что ударился головой о камень, который, кстати, так и не нашли. Убийца оттащил тело Тоя от того места, где время от времени появлялись соплеменники. И не одна Утаре пришла к такому выводу. Вот только, что делать и как разоблачить убийцу никто в племени не знал, но все почему-то полагались на решение любимой. Это случилось после того, как она остановила Уро, вдруг решившего, что всех женщин Тоя теперь нужно убить. Она охладила его, показав соплеменникам след от волочения тела и едва заметный, одиночный дальше в заросли. Убийца был один. А значит, женщины-пленницы могли оказаться невиновными. Так ответила горцу Утаре.

Я обдумывал рассказ любимой, и не спешил с вопросами. А когда вознамерился спросить ее о судьбе женщин Тоя, где они сейчас и как они восприняли смерть своего пленителя, Утаре уже уснула.

Холодные, цепкие и беспощадные думы о смерти захватили меня. Я размышлял, что Тою повезло не испытать мук угасания, вспомнил себя в будущем, когда уже не вставал и решил, что не стоит умирать от жалости к себе. Ведь делает нам больно не болезнь, а отношение к ней. Так, одновременно два слоя мыслей шли через мою голову, как, бывает, по небу идут, не мешаясь, два слоя облаков. Одни мысли — ясные и малоподвижные — говорили, как не пристало мужчине жалеть себя, другие мысли, мутные и тяжелые, быстро шли понизу, у них не было ясных очертаний, и они шептали о мучительной боли, когда откажут отравленные печень или почки. И все же, вспомнив, как сам я когда-то в будущем советовал жалеющим себя молиться, обратился в мыслях к Всевышнему. Тогда я просто благодарил Его за эту короткую, но в молодом теле жизнь! Тут же вспомнил Таша, ее с хрипотцой голос и заботливый взгляд, объятия крошки-Лило, ласки Тиби и встречу с Утаре и на сердце стало легко и радостно…

* * *

В ту ночь вроде и спал крепко, сном глубоким и здоровым, но проснулся под утро и, как будут говорить в будущем — «сна ни в одном глазу». Бессонница выгнала меня из душного чума. Цыкнув на увязавшуюся за мной Пальму, спустился к реке. Мне тогда было о чем подумать в тишине и одиночестве, ведь теперь все соплеменники ожидали, что именно я найду убийцу вождя.