Кроманьонец

После череды событий связанных со смертью Тоя жизнь в поселке вошла в привычное, отчасти рутинное русло. Все работали почти как при коммунизме — каждый что-то делал по способностям, а получал не меньше других. Но и зависть у каждого была своя: Лют завидовал Лиму, отливающему прекрасные топоры и ножи, ковавшему иглы и украшения для женщин племени. А те, в свою очередь друг — другу. Сколько ценного металла было переведено на безделушки из-за их зависти!.. Их зависть, хвала Всевышнему, еще на получила в союзники коварство и подлость. На самом деле мои соплеменники просто жили, не пытаясь стереть с лиц эмоции.

Я наблюдал, как томится завистью Лют и ждал подходящего момента, чтобы и его талант смог в полной мере раскрыться на благо племени. Признаюсь, мое ожидание не было нарочным. Я пытался вспомнить то, что толком и не знал никогда — как устроен ткацкий станок? Осталось в памяти из прошлой жизни картинка: иду по анфиладе музейных залов, за стеклом восточные костюмы, прялки и будто ткацкие станки… Образ из двух рогулек с поперечной балочкой вспомнил и рисовал на прибрежном песке для себя не раз. И вроде все несложным виделось: два столба врытые в землю, от поперечной балки над ними к низу тянулись нити с грузами. А поперечные нити — уток вплетались вручную. Стояла перед глазами уже законченная картинка, с палкой расположенной горизонтально между вертикальными рядами нитей, с ее помощью легко поднимался вверх и прижимался к основе горизонтальный ряд, еще это примитивное устройство разделяла вертикальные нити. Я решил попробовать воплотить задумку в жизнь.

Близился вечер. Все кругом жило, распространяя запахи цветения. В прозрачно-сумрачном воздухе, колыхаясь и обгоняя друг друга, неслись вдали белые пушинки ив и осин, — неслись без конца, словно желая заполнить своими семенами весь мир. Легкие порывы ветра доносили запах пшеницы и лесной сырости. Над поселком витали ароматы жареного мяса и хлеба, слышались женские голоса и детский крик. Я решил присоединиться к соплеменникам и пошел к племенному костру.

Лют был уже там. Строгал, как обычно, что-то, но уже бронзовым ножом. Я присел рядом и признаюсь, когда рассмотрел чем именно занят Лют, удивился. Он вырезал на деревянной палке, которая вполне могла превратиться в рукоять топора или мотыги какой-то рисунок. В моей прошлой-будущей жизни сказали бы — абстрактный: черточки, линии, точки, зигзаги…

— Лют, — тихо позвал соплеменника.

Он бросил резать и с вопросом посмотрел на меня.

— Помнишь, как Тиба из травы плела для нас легкую одежду?

— Конечно, Лоло! Ты решил проверить, не прогневил ли я духов? — мастер рассмеялся и тут же закашлялся.

«Да уж… Не всегда проблемы с памятью сопутствуют нашим последним годам в земной жизни, а вот болезни — как правило» — подумал, но ничего об этом мастеру не сказал. Когда Лют справился с удушающим приступом, я заговорил снова:

— Представь, что сможешь сделать из дерева инструмент для Тиба, с помощью которого она сможет плести из травы шкуры!

Как объяснить по-другому, тогда я не придумал, но телепатия или развитое воображение присущее моим соплеменникам снова замечательно проявили себя: Лим закивал. Я молчал, давая ему время для полноты осмысления услышанного.

— Покажи! — он встал, выражая готовность увидеть что-то новое и тайное.

— Иди за мной! — ответил я, поднимаясь.

У входа в свое жилище сказал ему подождать. Взяв из корзины моток шерстяной нитки, не задерживаясь более, вышел к нему и мы не спеша пошли к реке. Люту, конечно, не терпелось рассмотреть, что у меня в руке, но он сдерживался, хоть и толкал время от времени меня в спину, пытаясь заглянуть через плечо и увидеть, что я так трепетно прижимаю к груди.

Вода, отражавшая небо, напоминала бездонную синюю пропасть с застывшими в ней белыми кучевыми облаками, если смотреть в одну точку и не видеть берегов. У реки я замер, вглядываясь в воду, восстанавливая в мыслях образ вертикального ткацкого станка. Присев у самой воды стал рисовать пальцем на мокром песке…

— Это Лют шерстяная нить, — я показал мастеру моток и наконец, передал ему клубок в руки, — Долгими, холодными вечерами мы с Утаре пряли эту нить из шерсти коз, — пояснил, ответив на невысказанный вопрос соплеменнику.

Он щупал волокна, скручивал их пальцами, попытался растянуть и наконец, порвав, попробовал нить на вкус. Потом, будто потеряв интерес, вернул моток мне и стал разглядывать, что я нарисовал на песке.

— Покажи! — Лют ткнул указательным пальцем в рисунок.

Около получаса я пытался показать, как вижу процесс построения станка и его работу. Рисовал на песке наконечник для протяжки горизонтальной нити и гребень, для подбивки и выравнивания полотна. Когда мое вдохновение исчерпалось, и я замолчал, Лют, наконец, кивнул.

— Сделаешь? — спросил я.

— Буду, — Лют снова кивнул и в задумчивости направился к своему жилищу.