«Да уж… Не всегда проблемы с памятью сопутствуют нашим последним годам в земной жизни, а вот болезни – как правило», – подумал, но ничего об этом мастеру не сказал. Когда Лют справился с удушающим приступом, я заговорил снова:
– Представь, что сможешь сделать из дерева инструмент для Тиба, с помощью которого она сможет плести из травы шкуры.
Как объяснить по-другому, тогда я не придумал, но телепатия или развитое воображение, присущее моим соплеменникам, снова замечательно проявили себя: Лим закивал. Я молчал, давая ему время для полноты осмысления услышанного.
– Покажи! – Он встал, выражая готовность увидеть что-то новое и тайное.
– Иди за мной! – ответил я, поднимаясь.
У входа в моё жилище сказал ему подождать. Взяв из корзины моток шерстяной нитки, вышел к нему, и мы пошли к реке. Люту, конечно, не терпелось рассмотреть, что у меня в руке, но он сдерживался, хоть и толкал время от времени меня в спину, пытаясь заглянуть через плечо и увидеть, что я прижимаю к груди.
Вода, отражавшая небо, напоминала бездонную синюю пропасть с застывшими в ней белыми кучевыми облаками, если смотреть в одну точку и не видеть берегов. У реки я замер, вглядываясь в воду, восстанавливая в мыслях образ вертикального ткацкого станка. Присев у самой воды, стал рисовать пальцем на мокром песке…
– Это, Лют, шерстяная нить, – показал я мастеру моток и наконец передал ему клубок в руки. – Долгими холодными вечерами мы с Утаре пряли эту нить из шерсти коз, – пояснил я, ответив на невысказанный вопрос соплеменника.
Он щупал волокна, скручивал их пальцами, попытался растянуть и, порвав, попробовал нить на вкус. Потом, будто потеряв интерес, вернул моток мне и стал разглядывать, что я нарисовал на песке.
– Покажи! – Лют ткнул указательным пальцем в рисунок.
Около получаса я пытался показать, как вижу процесс построения станка и его работу. Рисовал на песке наконечник для протяжки горизонтальной нити и гребень для подбивки и выравнивания полотна. Когда моё вдохновение исчерпалось и я замолчал, Лют кивнул.
– Сделаешь? – спросил я.
– Буду, – снова кивнул Лют и в задумчивости направился к своему жилищу.
Я смотрел ему вслед и внутренне усмехался. «„Покажи“ и „буду“ – немногословие моих соплеменников отнюдь не означало, что дело не будет сделано! И Тиба обязательно поймёт, что к чему в том приспособлении, что сделает Лют. Но ей лучше показать уже готовое изделие», – размышлял я тогда, хоть и терзали меня сомнения. Всякие…
Вспомнилось, как в начале нулевых в прошлом-будущем сын-бизнесмен дал разрешение установить в своём офисе кофе-автомат. Ну и назначил паренька на испытательный срок, уж и не припомню сейчас, кем именно он должен был работать у сына, типа ответственным за размен купюр на монеты. Прошёл с того момента день или два, и тот паренёк пришёл к сыну просить мелочь, мол, монеты закончились. Сын позвал секретаря, дал ей ключ от автомата, а когда та принесла банку с монетами, выяснилось, что купюр на обмен у того парня и нет. Сын, естественно, ждал, что тот вот-вот достанет кассу и отдаст в обмен на монеты. А парнишка смотрел, хлопал ресницами, не понимая, чего от него хочет босс. Мы (я и моя жена) тоже не сразу поняли, когда сын рассказывал нам эту историю, что сотрудник тот решил, будто фирма таким образом предоставила ему что-то вроде социального пакета. Не мудрствуя лукаво, он «прокофеманил» весь разменный фонд. Тогда я надеялся, что «буду», сказанное Лютом, всё же понял правильно. Хе-хе…
Снова посмотрев на воду реки, увидел, что голубое наваждение исчезло, пропало чудесное ощущение подвешенности в центре необъятного шара: небо уже не отражалось в ставшей серой воде. Солнце скрылось за горизонтом, но ещё светило, и воздух загудел от вибрации тысяч крылышек мошкары. Захотелось скорее перебраться к весело стреляющему искрами костру, но не потому, что замёрз, а для защиты от поднявшегося с травы гнуса…
Быстро пролетали дни, опушённые беловатым пухом, когда жаворонки с утра до вечера висели в воздухе над посёлком, мелькали разноцветные бабочки и выползали на свет божие коровки и разные букашки, жужжали шмели, когда в воде движение, на земле шум, в воздухе трепет. Погода переменилась, зарядили дожди. Правда, Люта они не остановили. Мастер творил под крышей сенника, а я, поглядывая на скудные запасы шерстяных ниток, раздумывал о новых источниках сырья для ткацкого производства. Крапива, крапива, и только она! Как-то больше ничего в голову не приходило. Думал, конечно, и о льне, и о хлопке, но сколько ни говори «халва» – во рту слаще не станет.
«Кудель из крапивы…»