Выходим из кафе и к их дому направляемся. Надоел я всем – сам прекрасно понимаю. У Иринки со Славиком свои интересы. А Марина… кто знает, что там в ее голове творится? Вот и жду момента, чтобы спросить.
У подъезда останавливаемся, прощаемся. А я ее легонько за рукав трогаю – боюсь еще больше обидеть своими неосторожными действиями.
– Марин, – обращаюсь тихо, – можно тебя на пару слов?
А Иринке, видать, интересно. Вышла из подъезда назад и стоит, наблюдает.
Марина кивает.
Отхожу чуть в сторону, вздыхаю глубоко, но не слышно, и задаю вопрос сразу в лоб. К чему юлить?
– Скажи мне, я тебя чем-то обидел? – и смотрю ей в глаза. Может, это последний шанс вот так без всяких постоять рядом и полюбоваться.
– Да нет… – говорит, а сама как Снежная королева. И голос совсем колючий.
Зачем она меня обманывает? Я ж не дурак, по лицу все вижу. Обидел…
– Я, может, не так себя где-то повел?
А сам думаю в стотысячный раз: «Да что я такого сделал-то? Не обнимал, не прижимал. Дышать на нее боялся. Только успел щекой к щеке прикоснуться. Да и то… она ведь сама инициативу проявила».
Но это ведь нормально как бы. Ничего такого из ряда вон выходящего.
А на ее лице даже ни одна мышца не дрогнет. Точно с памятником разговариваю…
– Ну да, – кивает и разворачивается, а через секунду уже скрывается за дверьми подъезда.
Стою как идиот. Добился разговора.
Дома Настя снова тетрадками обложилась. Стопка там, стопка тут. А на часах уже без пятнадцати десять. Вот доля учительская! То ли дело у матери. С работы приходит, дома новые впечатления, бытовуха начинается – готовка, стирка, новости, сериалы. О работе и вспоминать некогда. А тут в школе рожи надоедливые, журналы, бумаги, нервотрепка. Домой возвращается – все то же самое: конспекты, учебники, контрольные вечные… Смотрю на нее и думаю: тяжело мужику с учительницей жить.
А Настя вздыхает, охает, под нос себе что-то бубнит. За ошибки, наверное, ругает.
– Что там у тебя? Двоечники, тунеядцы, хулиганы? – смеюсь.
– Троек много. Даже не ожидала. И двойка одна точно будет.
– Почему будет? Не поставила еще?
– Да вот, полюбуйся, – и протягивает мне чистую тетрадь.
– Бывает, – продолжаю смеяться. – Я раз тоже так же сочинение сдал.
– Ты-то мальчик. Бог с тобой! – вздыхает.
– А тут девочка отличилась? – спрашиваю и удивляюсь даже.
– Марина, – снова вздыхает, – Шмакова.
И в голове сразу стучать что-то противно начинает.
– Ты что ж, не написала в тот раз Иринке, не предупредила? – Хватаю тетрадку со стола и изучаю ее вдоль и поперек, как будто убедиться хочу, что Настя не врет.
– В том-то и дело. Написала, предупредила, получила ответ, что она на нее насядет с физикой.
– Может, забыла?
– Нет, Ирина очень ответственная. Не поверю, что не передала. Тем более, это в их же интересах. Мне-то что: два так два.
– Погоди! – останавливаю ее, перехватывая руку, которая тянется к тетради. – Ты же говорила, что это важная для нее работа.
– Да. Два ставлю – и три в четверти.
– А если бы на «четыре» написала?
– Если бы написала!.. – Мотает головой от возмущения. – А тут вон что…
– А если что-то придумать? Дать возможность переписать?
– Не получится. Тетради завуч уже завтра заберет на проверку. Да и какой толк, если я ее переписывать заставлю? Думаешь, изменится что-то?
Молчим оба. Вижу, что тоже переживает.
– Знаешь, – чувствую, что голос ее дрожит, – мне кажется, она меня за что-то ненавидит. С самого первого дня.
– Глупости! – Пытаюсь рассмеяться, но ничего не получается.
– Посмотри, у нее не так-то уж и много троек. Даже у Надежды Павловны четверка выходит. А она, сам знаешь, не нянчится, как я.
– Н-да… – соглашаюсь. И ищу выход из этой дурацкой ситуации. И тут меня как осеняет: – А давай я за нее контрольную напишу!
– Как это? – Непонимающе смотрит на меня исподлобья.
– А так вот – ручкой и пальцами. На четверку небось накропаю?
– А как ты почерк подделаешь?
– Никак. Своим напишу.
– А если она скажет: «Не я писала!»
– А ты ей ответишь: «Ну и не я же!» – и смеюсь сам от собственной сообразительности. – И вообще ты полагаешь, у нее язык повернется такой вопрос задать?
– Нехорошо это как-то…
– Да ладно тебе, не дрейфь! Если что, я всю вину на себя возьму. Давай задания!
Достает какие-то свои распечатки. Нехотя, правда, но достает… А потом вдруг спрашивает:
– А тебе что за резон помогать ей?
– Мне? – переспрашиваю от неожиданности. – Жалко девчонку. Если все так, как ты говоришь.
– А-а, – тянет и ухмыляется. – Ну-ну!
А я торопливо листаю учебник физики за девятый класс. Самому даже интересно: помню ли хоть что-нибудь?
17
На верхней полке ряд книжек – все истории наизусть помню. Мечтала, рисовала в воображении, что у меня так же красиво будет. Хранила все эти картинки в памяти, пересматривала время от времени и замирала в ожидании и предвкушении. Как тайну хранила, никому не рассказывала. Первая любовь. Она же больше никогда не повторится. А мне и вспомнить-то нечего – одна разрушительная боль. Или это ерунда полная? Бред писателей? Сами, наверное, навыдумывают неизвестно что, свои несбыточные надежды в книгу помещают. А дурочки типа меня ведутся.