Вернемся к нашему детективу. Итак, мы с Суаресом подъехали к дому. Брайтон-Бич авеню была совершенно пустынна. Ночной ветерок с шорохом тащил по земле рекламные листовки и мятые целлофановые пакеты. В квартире никого не оказалось. Я позвонил в соседнюю дверь. Открыла заспанная Лариса.
— Папа у тебя? — спросила она еще до того, как я успел спросить ее, дома ли он.
— Он решает какую-то проблему с Изей Толмачом, — о-очень уклончиво ответил я. — Я думал, он уже вернулся.
— Нет, не вернулся.
Пока Суарес заглядывал в мои стенные шкафы, я набрал номер телефона Изи. Послушал, как на том конце включился автоответчик, и повесил трубку.
— Если он появится, позвонишь мне, я буду в участке. — Зевая, Суарес посмотрел на часы. — Черт, второй день не могу поспать по-человечески.
— Ты мне говоришь!
Суарес уехал, а я повалился прямо на диван, где должен был сейчас спать Из я. Не успел закрыть глаза, как задребезжал телефон.
— Привет, это я, — сказал Суарес. — Ты знаешь Шурика Осипова?
— Да, а что случилось?
— Приезжай, он здесь, и мне нужен переводчик.
Но я не бросился спасать Шурика. Я пошел на кухню и приготовил себе кофе.
В участке печальный Шурик сидел на казенном пластиковом стуле и смотрел на меня глазами провинившегося первоклашки.
— Ты его знаешь? — спросил Суарес.
— Еще как!
— Его арестовали в Си-Гейте за то, что он находился на территории чужой собственности.
— Питер, — сказал я, — это мой сосед. У старика — альцхаймер. Он просто не отдает себе отчета, где он находится.
— Это точно?
— Сто процентов. Отдай его мне, я его доставлю домой, и мы все ляжем спать.
— Я тебе его отдам со штрафной квитанцией на семьдесят пять долларов, но если у него альцхаймер, то пусть его родственники приложат к квитанции справку от врача, в квитанции напишут «не виновен» и пошлют в суд в течение тридцати дней.
В машине Шурик нарушил тишину первым:
— Пока ты выяснял отношения со своими друзьями, я ее почти нашел.
— Что значит почти?
— Ее уже нет в Си-Гейте.
— А где же она?
— Не знаю. Ее посадили в тот самый «Линкольн» и увезли.
— Ты что, видел ее? Вообще, ты можешь рассказать, что произошло?
— Я могу. Как я и предполагал, в этой деревне пять улиц вдоль и десять поперек. Райончик — дохлый. В таких местах «Линкольны» под каждым домом не стоят. Поэтому я нашел его почти сразу. После этого я встал у дома и стал слушать, шо там происходит. Сперва было тихо. Потом я перешел на другую сторону улицы и увидел на втором этаже мужика с телефоном. Минут через пять он вышел на улицу. Осмотрелся и говорит кому-то в доме: «Рафик, поехали!» А потом из двери вышел этот Рафик, и с ним была эта подруга.
— Дела, — сказал я. — Как ты думаешь, она еще жива?
Шурик пожал плечами.
— А я знаю?
— Ты номер машины заметил?
— Какой номер, когда я без очков.
— Я одного не понимаю — почему нельзя было все это сказать в участке?
— А какой смысл? В доме все равно никого нет. Я зашел внутрь, походил туда-сюда. Там никто постоянно не живет. Его, видно, сдают приезжим. Вот, а через пять минут меня уже взяли за жабры. Кстати, что мы решим насчет того, что они грузины?
— Какая разница, кто они?
— Разница есть всегда. Например, они — грузины, которые приехали в США, не зная английского. То, что они эмигранты — маловероятно. Грузины вроде бы не эмигрируют.
Значит, какие-то бизнесмены. Лимузин взяли либо напрокат, либо у друзей. Значит, друзья с бабками. Теперь вопрос — грузины ли? Кто вообще сказал, что они грузины?
— Изя.
— А шо, Изя знает грузинский? Или грузинский похож на идиш?
— Так что ты хочешь сказать? — устало сказал я.
— Думай. Кто у нас репортер, ты или я?
Я тупо смотрел на него. Ему не было сносу. Он курил, держа сигарету в кулаке, словно прикрывая ее от ветра, сухой, темный, всегда находящийся в одном и том же состоянии духа и тела.
— Я сейчас отрублюсь, — наконец сказал я. — Скажи, что ты нашел?
— Шо тебе говорит имя Рафик?
— Ничего. Может быть, он бухарский.
— Если они бухарские, значит, они все-таки иммигранты, а иммигранты могли бы говорить по-английски сами. Плохо, но сами. Тем более особо сложных разговоров там не было. Дальше: если бы они жили здесь, они бы побоялись вот так вот кого-то похищать. Они — залетные, которые знают, шо они здесь ненадолго. И они откуда-то с Кавказа.
— Все ясно, это — чеченцы.
— Этого мы утверждать не можем. Но мы можем предположить, что они приехали сюда делать какие-то гешефты и напоролись на местных шалопаев.
Я ничего не мог к этому добавить. Я был уже на автопилоте и хотел одного — закрыть глаза.
— Будем считать, что с этим все ясно. Теперь второй вопрос: где Изя?
— Следов насилья нет. Дверь не взломана. Домой он пойти не мог, так как боится, что там его поймают. Рупь за сто, что этот шлимазл пошел к своей Броне. Можешь ложиться спать.
Я опрокинулся на диван, прямо где сидел. Я ощутил, что под щекой у меня оказался лист бумаги, но это не помешало мне заснуть. Утром я обнаружил, что на листе было написано:
7. Утро второго дня