Катя проснулась, как всплыла из-под воды. Потянулась, зевая, и так при этом прогнула тело, что даже хрустнуло где-то. Солнце лежало яркими пятнами на стенах, на полу, сияло на золотом орнаменте смятой простыни. Попыталась вспомнить, что снилось, и в этой попытке слепить из уходящих сквозь пальцы образов-намеков что-то цельное вдруг осознала, что беременна. Она явно чувствовала в себе присутствие новой жизни. Это было не столько даже ощущение, сколько знание — я больше не одна. Она поднялась и подошла к окну. Тихое и прозрачное утро стояло за ним. Дверца белой машины у тротуара отворилась, и показался мужчина в светлых джинсах и темно-синей трикотажной полурукавке. Поправив узкие черные очки, направился к ее двери.
«Одеться, — подумала она, — или так встретить?»
На ней была только черная шелковая рубашка на тонких бретельках. Пока не зазудел звонок, она прошла на кухню, достала из холодильника банку клюквенного сока и налила в стакан, который тут же бросило в холодный пот. Отпила и пошла открывать.
Визитер стоял в шаге от половичка, держа на поясе загорелые, поросшие блондинистым волосом руки, жевал жвачку, двигая мощной челюстью с тонюсеньким клинышком бороденочки и такой же тонюсенькой полоской усов.
Насмотревшись на него, она зашла за дверь и сказала:
— Извините, я только что поднялась.
— Доброе утро, — поздоровался пришелец. — Я детектив Перрон из полиции графства. Я могу говорить с Кейт Хачатуриан? — Ударение на «у», как положено у местных.
— Да, — она снова отпила сок. — Это я.
Заныло в груди.
— Вы знаете Геннадия Райбека?
— Да.
И тут же вспомнился голос в телефонной трубке: «Если вы его любите, Катя, вы должны мне обещать, что никогда и никому…»
— Вы можете одеться, чтобы мы могли поговорить?
— Да, конечно, зайдите.
Она ушла в глубину квартиры, а детектив Перрон, переступив порог, смотрел, как она ступала чуть полноватыми, но очень стройными ногами по мраморному полу и как вздрагивали выглядывавшие из-под пикантной рубашонки половинки ягодиц. Вернулась, подпоясывая красный с птицами халат.
— Проходите в комнату и садитесь. Так почему вы спрашиваете о нем?
— Его нашли в Гаррисоне с проломленной головой. Он в коме.
— О боже… А когда это произошло?
— Вы не возражаете, если я вам задам несколько вопросов?
— Конечно!
— Где вы были вечером и ночью четвертого июля?
— Дома. Так это случилось четвертого июля?
— Кто-то может подтвердить, что вы были дома? Соседи, например.
— Кажется, они уезжали на уикенд к родственникам.
— Как я могу быть уверен в том, что вы были в тот вечер дома?
Она опускает горящее лицо в ладони.
«Если вы его любите, Катя, вы должны мне обещать, что никогда и никому, ни при каких обстоятельствах, не скажете, что он был у вас дома этим вечером. От этого зависит его жизнь. И ваша, возможно, тоже».
«Почему я должна верить этой женщине? — думает она. — Та защищает свое, что сейчас защищать мне?»
— Я была дома. Я заказала кино по платному каналу. Вуди Аллена. Этот заказ есть на моем счету. А почему в Гаррисоне? Что он там делал?
— Я думал, вы можете знать.
— Я не знаю! Но не думаете же вы, что я могла проломить ему голову. И потом… чем?
— Тупым тяжелым предметом, — привычно отвечает детектив.
— А следы там какие-то нашли? Какие-то, ну, я не знаю, отпечатки?
— Ищем.
— Если я не ошибаюсь, той ночью шел сильный дождь. Я поднималась закрыть окна.
— Верно…
— Стало быть, все смыло?
Он смотрит на нее изучающе, потом спрашивает:
— Как я понял, вы были близки?
— У нас уже давно ничего не было. Может быть, год… Но он иногда звонил, а иногда его жена. А я хотела только, чтобы они оставили меня в покое.
— Его жена звонила вам?
— Да. Говорила, что из-за меня не может завести второго ребенка, — ее обдает волной возбуждения. — Как насчет меня?! Что, если я тоже хочу ребенка? И мужа я хочу своего, а не ее.
Детектив Перрон с трудом отводит взгляд от узкой ступни и пальцев с аккуратным педикюром, проводит ладонью по короткому ежику волос.
— Хотите проведать его?
— Зачем? У меня нет ни малейшего желания встречаться с его женой. Могу себе представить, что она мне скажет у его постели!
Гость поднимается, достает из нагрудного кармана заранее заготовленную визитку, протягивает ей. Хозяйка берет ее и тоже встает. Они оказываются совсем близко друг от друга. Он повыше ростом, поэтому она смотрит на него, чуть отведя голову назад. Чего он медлит? Почему не уходит? Стоит, смотрит в беспокойные карие глаза. Сейчас толкнет ее легонько на диван и станет расстегивать пояс. Нет, не толкает. Жует.
— Если вы вспомните что-то, что может помочь следствию, звоните. Здесь мои телефоны.
— О’кей, я позвоню, — отвечает она севшим от волнения голосом и снова вспыхивает от мысли, что он это слышит.
2. Виктория и другие
Вернувшись в участок, Перрон видит жену пострадавшего. Узкое осунувшееся лицо, серые глаза, светлые волосы собраны в тугой узел на затылке. Поднимается ему навстречу.
— Здравствуйте, Виктория. Есть что-то новое?