Кроме Стоунхенджа

Ромула Бетт из Бивер-Фоллса, одна,
Стоя под Пяточным камнем, читает
В путеводителе, что друиды здесь ни при чем
Как теперь взять назад то, что она
Сказала питому классу в Бивер Фоллсе?

Шум иностранной речи оглушает мисс Бетт

(На праздники Англия едет во Францию,
Французы – в Стоунхендж),
Звон иностранных монет оглушает мисс Бетт

Она пересчитывает шиллинги;

Рев иностранных моторов оглушает мисс Бетт:
Над Олд-Сейремом американский воздушный гигант
Рвет небо,
Диктуя условия компромисса Старой Родине.
О Матерь Великая! Когда же вымерли друиды?

Время было.

Обрываясь, мгновение закрывает прошедшее.
(Где был поворот ритуальной Аллеи?
Где Западный Эйвон течет?)
Время есть.
Люди в современных костюмах
Бродят, смотрят буклеты, описывают круги,
Круг за кругом, до внешнего – из проволоки колючей.
И, как Тэсс, мисс Бетт в кругах словно схвачена камнем.
Время будет.
Оно уводит мисс Бетт;
Будет: Англия стает в дали;
Будет: город родной;
Будет: одинокая старость.
Солнца луч на Алтарном камне
Разрывает сердце, как нож.
Мисс Бетт надо спешить на автобус до Солсбери.
Обветшалый астрономический круг («Закрывается в семы»)
Отмечает течение лет.

Мысли Томаса Гарди вновь обратились к Стоунхенджу в «Выстрелах над Ламаншем» – стихотворении, которое увидело свет в апреле 1914 г., за четыре месяца до того, как в августе загремели орудия первой мировой войны:

Басы могучих пушек с моря
Нежданно грянули, грубы,
И стекла звякнули в притворе,
И наши дрогнули гробы.

Гремели громы страшной силы,

Сметая прочь ночную тишь;
Могильный червь уполз в могилы,
И в алтаре притихла мышь.

«Нет, то не светопреставленье, —

Был с неба к нам господен глас. —
Проводит флот свои ученья.
Все так, как было и при вас».

И вновь чрез горы и болота,

Покой тревожа мертвых тел,
Орудий рев до Камелота
И Стоунхенджа долетел.

Томас Карлейль, величественный утес английской литературы, пригласил Эмерсона поглядеть вместе с ним «непостижимые камни». Они отправились в Стоунхендж из эймсберийской гостиницы «Георг» в пятницу, 7 июля 1847 г., – философ Старого Света и философ Нового Света среди доисторических камней. Карлейль отпустил несколько ядовитых замечаний по адресу «путешествующих американцев», а Эмерсон ответил залпом[55] восхвалений Соединенных Штатов:

«Я твердо уверен, что, возвратись в Массачусетс, я вновь проникнусь тем ощущением, которое неизбежно вызывает география Америки: что мы имеем в этой игре огромное преимущество, что там, а не тут, находится оплот и средоточие английской расы, что никакая сноровка и энергия не способны долго соперничать с гигантскими выгодами, которые дает наша страна в руки той же самой расы, и что Англия, старый, истощенный остров, должна будет в один прекрасный день, подобно всем родителям, остаться сильной лишь в своих детях и удовольствоваться этим».

Карлейль бросил взгляд на прошлое, на золотой век интеллекта, заметив, что люди, обитавшие в Англии, когда она еще не знала письменности, были более велики, чем любые из ее писателей.