Кромешная ночь

Она вновь начала сопротивляться, я придавил ее всем весом. Я держал ее, выкручивал, заламывал, она охала и стонала. Попробовала вырваться из захвата, я выкрутил ей руку сильнее.

— Не смей… Пожалуйста, не надо… я никогда еще не была с… К-карл, ну нельзя же так, ой, Карл! Карл! Что ты делаешь?.. Вдруг у меня будет ребенок?.. Я… — Тут биться и просить она прекратила.

Просить стало не о чем.

Я посмотрел вниз, тесно приближенной к ее лицу головой загораживая обзор, чтобы она не проследила направление взгляда. Посмотрел и сразу закрыл глаза. Но не удержал их закрытыми.

Ее нога была как у ребенка. Крошечная голень и ступня. Детская ножка начиналась над коленным суставом — то есть там, где он был бы, если бы у нее имелось колено. Крошечная, толщиной с большой палец, голень и младенческая ступня.

Пальчики на ней сгибались и разгибались, двигаясь в ритме содроганий тела.

— Карл!.. О! О! Карл! — выдыхала она.

Через какое-то время, которое показалось мне очень долгим, я вновь услышал ее голос.

— Не надо, — тихо говорила она. — Пожалуйста, Карл, ну, что ты, что ты… Все хорошо, пожалуйста, не плачь…

5

Я долго не мог уснуть, хотя и всячески старался, а через тридцать минут после того, как мне это удалось, опять проснулся. Проснулся совершенно изможденным, но с ощущением, будто проспал много часов. Представляете? И так продолжалось всю ночь.

Когда я пробудился окончательно, было полдесятого, в комнату лился свет солнца. Луч падал прямо на подушку, и мое лицо было горячим и влажным. Я резко сел, охватив руками живот. Свет, внезапно ударивший меня по глазам, вызывал тошноту. Я плотно зажмурился, но свет все равно пробивался. Казалось, он проник под веки, заперт там и, посверкивая, играет тысячами крошечных картинок. Вот белые какие-то букашки, вот штучки-дрючки в форме цифры семь — танцуют, извиваются, мельтешат.

Я сел на край кровати, покачиваясь и обнимая себя руками. Во рту вкус крови, солоновато-кислый, и я подумал про то, как она будет выглядеть при ярком свете солнца — будет она желтоватой или багряной, ближе к лиловому…

Кое-как я добрался до комода, поставил на место линзы и съемные пластины с зубами. Прошлепал по коридору, захлопнул за собой дверь ванной и опустился на колени перед унитазом. Обхватил его руками и напряг все силы, глядя в лужицу воды на белом с бурыми пятнами фаянсе. Тут у меня внутри все раздулось, по телу прошла судорога и меня вывернуло.

Первый раз, то есть первый приступ рвоты, был наихудший. Меня будто разрывало надвое, выдирало у меня нутро и тут же впихивало его обратно. Потом пошло легче; самое трудное было восстановить дыхание, не задохнуться напрочь. Сердце билось все сильнее и сильнее. Пот слабости струился по лицу, мешаясь с кровью и рвотой. Я понимал, что произвожу чертовски много шума, но мне было без разницы.

В дверь постучали, и Фэй Уинрой окликнула:

— Карл! С тобой все в порядке, а, Карл?

Я не ответил. Не смог. Дверь отворилась.

— Карл! Что там с тобой? Что случилось, зайчик?

Не оборачиваясь, я махнул рукой. В том смысле, что со мной все в порядке, извини и отвали на хрен.

— Сейчас вернусь, зайчик, — сказала она, и я услышал, как она, торопливо пробежав по коридору, спускается по лестнице.

Все еще не открывая глаз, я спустил воду.

Ко времени когда она вернулась, я успел плеснуть себе в лицо холодной воды и уселся на крышку унитаза. Немощный, как былинка, но тошнота ушла.

— На-ка вот, выпей это, зайка, — сказала она.

Я выпил; «это» оказалось полстаканом неразбавленного виски. Я поперхнулся, стал хватать ртом воздух; она сказала:

— Вот. Затянись.

Я взял протянутую мне сигарету и глубоко затянулся.

Виски внутри меня все-таки прижилось, подействовало, где надо согревая меня, где надо прохлаждая.

— Господи, зайчик! — Она стояла передо мной на коленях; зачем, кстати, носить такие халатики, не понимаю; во всяком случае, тот, что был на ней, не скрывал ничего. — С тобой такое часто бывает?

Я покачал головой:

— Такого приступа у меня не было с детства. Даже не пойму, что его вызвало.

— Вот тебе и на, прямо не знаю, что думать. Выглядит в каком-то смысле хуже, чем бывает у Джейка.

Она улыбалась как бы вполне сочувственно. Но в ее рыжевато-карих глазах просвечивал расчет. Вправду ли я ловкий парень, с которым она может пережить массу приятных моментов? Или никчемный и больной лопух, с которого только и проку, что пятнадцать долларов в неделю, и никаких больше развлечений и приключений?

Тут она, похоже, выбор сделала. Встала и заключила меня в объятия. Со звуком «ммммххх!» поцеловала взасос.

— Ты хитрый маленький мерзавчик! — прошептала она. — Ух какой ты хитрый маленький мерзавчик! Есть мнение, что ты…

Но я-то вовсе не хотел этого. Пока что. Не был еще к этому готов. Поэтому я начал слегка буянить, чем сбил ее с настроя.

— Вот гаденыш! — хохотала она, прислонясь к стене коридора. — И ведь хватает наглости! Мерзкий волчонок!

— А где флажки? Флажков не вижу! — балагурил я. — Меня останавливают только красные флажки!