Кромка. Дилогия

Далеко убежать не получилось. Сначала остановился. Потом упал. Снова поднялся и пошел. Голоса врагов звучали все ближе, и они заставляли меня выжимать из организма последние резервы. Но вскоре я снова замер на месте, привалился к стволу крупного старого дуба и приготовился подороже продать свою жизнь. Сил не было. Совсем. После встречи с бесом никак не мог придти в себя, а потом еще Мишу на себе тащил, едва не надорвался, и прикрывал отступление повольников. Все одно к одному и вот закономерный итог — укатали сивку крутые горки. Печально, но факт. Видимо, придется погибнуть в расцвете сил.

Несмотря на холод, руки вспотели. Автомат скользил в руках, и на душе было очень тоскливо. Так сильно, что хотелось закричать, и я открыл рот. Только пересохшее горло не позволило сорваться. Поэтому я крепче, до скрежета, стиснул зубы и подумал:

«Подходите, гады! Сейчас я умою вас кровью! Надолго меня запомните, дикари чертовы, и будете вспоминать возле своих племенных костров, как погиб Олег Курбатов!»

Однако произошло нечто странное. Дикари, которые мчались по моим следам, неожиданно свернули в сторону. Они не добежали всего сорок — пятьдесят метров, и я этого не понял. В чем причина столь резкого маневра? А спустя несколько минут услышал перестрелку. Кто‑то отстреливался от дикарей из пистолета — и это не повольники, у которых есть автоматическое оружие и гранаты. Значит, внимание преследователей привлек кто‑то другой.

Дикари кричали, и в голосах лесовиков, которые разносились по осеннему лесу, я уловил ярость и злобу. Они понесли потери и звали на помощь своих соплеменников. Бой не стихал, неведомый боец с пистолетом стрелял редко, но метко, и не подпускал врага. Мне это только на руку и, решив, что преследователи налетели на тех, кого искали изначально, я сделал пару глотков воды, промочил горло и немного оклемался. После чего посмотрел на хмурые небеса и прошептал:

— Благодарю.

Сказав это, я ни к кому конкретно не обращался, потому что не особо верю в бога или богов. После чего, снова собрав все силы, двинулся дальше.

Я не знал, кого искали наши враги. Мне было все равно и в тот момент хотелось только одного — добраться до спасительного болота у реки, найти тропку, по которой Федор выводил разведку повольников, отсидеться в укромном месте, на островке посреди топей, и восстановить силы. А потом форсировать Тихую и выйти к крепости, где сухо и безопасно. Желания простые и естественные. Но добраться до болота без приключений не получилось.

Примерно через десять минут выстрелы и крики стихли. Лес затаился, и я спустился в узкий неприметный овраг. До окраины болот еще пара километров, до наступления темноты должен дойти. Немного времени в запасе было и, скинув рюкзак, я присел на него и постарался успокоиться. Страх — самый главный враг беглеца. Так говорил Миша, и он был прав. Поэтому пять минут отдыха, а потом нужно вставать и двигаться…

Рядом хрустнула ветка, и я направил в сторону звука ствол автомата. Практически сразу опять хруст и стон. Я приподнялся и лег на склон оврага. Звуки не исчезали. Они становились ближе, и вскоре по склону скатился человек.

Присмотрелся. Это женщина. Молодая коротко стриженая брюнетка, не старше двадцати лет. Она была ранена, на груди расплывалось темное кровавое пятно. Одета незнакомка в зеленый пятнистый маскхалат. Такую одежду в Каменецком княжестве не носили, и это явно какая‑то униформа. На левом рукаве грязный шеврон — расправивший крылья черный орел на фоне трех скал с заснеженными пиками, а внизу красная звезда. На поясе у женщины широкий ремень и пустая кобура, а на ногах высокие армейские ботинки. И на этом все. Ни рюкзака, ни оружия, ни кинжала. Внешность определить сложно, ибо лицо в потных грязных разводах.

Взгляд девушки был затуманен, но как только я шевельнулся, она меня заметила и резко дернулась. Незнакомка попробовала встать, однако у нее ничего не вышло. Она перекатилась набок, застонала от боли и я услышал:

— Добей меня, дикарь… Добей… Чего ты ждешь… Будь человеком… Не дай сдохнуть в лапах демона…

Я присел рядом с девушкой, а она посмотрела на меня, и я отметил, что у нее зеленые глаза. Красивые. Чувственные и пленительные. Несмотря на поволоку от усталости. Только из‑за таких глаз можно влюбиться в незнакомку. Это я отметил машинально и спросил девушку:

— Кто ты?

Она помедлила и выдохнула:

— Ты не дикарь… Повольник?

— Так и есть, — согласился я и повторил вопрос: — Кто ты?

— Ефрейтор Жарова… Спецгруппа «Сова»… Радист…

— А по имени?

— Вера.

— Тебя надо перевязать.

— Нет… — она качнула головой. — Крови много потеряла… Я знаю, о чем говорю… Послушай… Ты должен мне помочь…

— Помогу, обязательно. Только перевяжу.

Странное дело. Мне не было жаль своего командира, который остался с гранатой перед наступающими дикарями. И я не спешил на выручку одинокому стрелку с пистолетом. Но девушку было жаль. Настолько, что я был готов тащить ее с собой. Что это — мужской инстинкт, побуждающий самца спасать продолжательницу рода, пусть даже ценой собственной жизни вопреки здравому смыслу? Возможно.