Спустя несколько секунд великое множество листов было готово к виртуальному просмотру.
«Все совершенно штатно. Конечно, почерк меняется, рисунки везде разные, но, кажется, никакого подвоха. Быть может, что-то в самом тексте не так?»
Она поглядела на стражника, переворачивающего страницы. Тот казался дремлющим, хотя глаза его были открыты. Движения, плавные и ритмичные, будто заведенные, выдавали либо высокую концентрацию внимания, либо, напротив, сон разума.
«Кажется, все так, — вновь повторила Женечка. — Все на месте. А впрочем… — она запнулась, проверяя свое впечатление. — Что это, странный золотистый блеск страниц или отблеск от свечей?»
— Отодвинь, — повернувшись, скомандовала она охраннику. Тот послушно, не задумываясь, сдвинул с края подставки тяжелый бронзовый подсвечник. Свечи рухнули на пол. От грохота вояка будто очнулся и бросился затаптывать огонь.
— Ты что же, сжечь нас задумал?! — возмутилась Ойген.
— Я, я не знаю, оно как-то само, — лепетал ошеломленный боец.
— Ты же скинул, — возмущался другой страж. — Она сказала «подвинь», а ты скинул.
Но Женя на эту свару не обратила внимания. Золотистый блеск на страницах не исчез, несмотря на отсутствие света. На всякий случай она старалась не смотреть на страницы, но сияние было видно даже так.
Глава 16
Коварство — это проявление агрессии у людей с хорошими манерами.
Лис прикрыл дверь лекарской каморки и поглядел на «израненного» Бастиана с видом заговорщика.
— Ну шо, симулянт — пожух и облетел больничный лист. Хватит расслабляться, пора впахивать!
Менестрель, задетый за живое безосновательными инсинуациями, с укоризной поглядел на старшего товарища и поднялся с лежанки.
— Шо ты хмур, как день ненастный? — Сергей попытался расшевелить юношу. — Сонеты не в меру сонные, рубаи не рубятся, или танка грязи испугалась?
— Месье Рейнар, я думаю о книге.
— Ты, наконец, решился издать свои произведения? И правильно! Так им всем! Напечатай их тут. Это будет наипервейшее печатное издание не только Франции, но и всего мира. Прихватишь с собой пару штук — и озолотишься.
— Меня интересует совсем иное золото, — перебил его Бастиан.
— Какое такое иное? Олимпийское, добытое в бескомпромиссной неравной борьбе с собой?
— Я говорю о золотистом блеске на страницах подаренного Гизелле фолианта.
— И чем это напыление тебя столь обеспокоило?
— Я сомневаюсь, что это напыление. Во всяком случае, то, что видела Ойген, — что-то совсем другое. Здесь не поверхностный блеск, а, так сказать, глубинный.
— То есть ты хочешь сказать, что крупицы золота непосредственно в структуре бумаги?
— Это было бы вполне разумное объяснение, но, во-первых, мы имеем дело не с бумагой, а с пергаментом, а это, как мы помним, баранья кожа, в ее структуру что-либо вживить несколько сложнее.
— Молодец, верно подметил, не купился.
— Вы меня проверяли, месье Рейнар?
— Есть такое дело. А ты шо думал, стал оперативником — все, Бога за бороду ухватил? Испытания только начинаются.
— Что-то они, похоже, не кончаются. Но тут есть еще одно…
— На пергаменте отсутствуют частицы золота, исключая то, что использовалось для иллюстраций.
— Вы что ж, знали? — в голосе менестреля чувствовалось разочарование.