— Знал. Эксперты обратили внимание, но понять, чего оно блестит, так и не смогли.
— У меня есть версия. — Бастиан подошел к двери, поглядел на скучающего в коридоре стражника и вернулся, делая знак Сергею говорить потише. — Видите ли, еще в Сорбонне мне довелось писать научную работу по теологии, в которой я пытался доказать корневое тождество религиозных концепций, вытекающее из сакрализации цивилизаторских сообществ квазигуманоидов.
Лис захлопал в ладоши.
— Вот это ты щас о чем говорил и, главное, с кем?
Ла Валетт вздохнул.
— Так называлась моя работа. Между прочим, она была удостоена золотой медали среди университетских научных работ.
— Я по возвращении дам еще одну, шоколадную, если объяснишь, для чего ты мне все это рассказываешь.
— Если кратко, — опечаленно вздохнул менестрель, — все архаические религии — это описание действий одной цивилизаторской группы. Чаще всего представители этой группы имеют нетрадиционную для человека форму, как-то: рыбы, змеи, какого-нибудь чудовища, но все же сохраняют ряд антропоморфных черт, так сказать, присущих человеку. И вместе с тем они вполне могут общаться с представителями нашего биологического вида и даже вступать с ними в тесную связь, иногда физического, иногда ментального свойства.
— Так, ментальные свойства оставим ментам, говорим проще: могут залезть в голову и сидеть там, как червь в яблоке.
— Хорошо, пусть будет так. Я немного о другом. Разные народы, видя разные проявления этой цивилизаторской группы, порою расходятся в описании жизнедеятельности своих воображаемых богов. То есть все проявление описанных в священных текстах божеств есть постфактовая словесная фиксация некоего впечатления участников встреч с неведомыми цивилизаторами. Такие фиксации имеют позднейшее культурное наслоение и уже потому не тождественны реальности. Следовательно, не могут, как таковые, восприниматься научным сообществом. Но при сравнительном анализе чаще всего выявляется множество совпадений в описаниях свойств учителей — цивилизаторов рода человеческого, превратившихся в их сознании в демиургов.
— Спорно, замороченно, но излагаешь красиво. И все же, не скатываясь в лекцию о чувственной природе непознаваемого, скажи, к чему ты ведешь?
— Если золотой блеск — не напыление и не вживление микрочастиц металла в структуру пергамента, значит, это иное — изначальное свойство материала.
— Ну-у…
— Я помню только один пример, в котором описывается нечто со столь необычными свойствами. Это Золотое Руно.
— Погоди, погоди. — Лис останавливающим жестом поднял руку. — Я, конечно, в курсе, что Золотое Руно — это не только сигареты. Но, с одной стороны, речь там шла не о пергаменте, а о бараньей шкуре, а с другой, насколько я помню, изначально это было обычное руно, которое использовали на Кавказе, чтобы мыть золото.
— Это лишь версия. Красивая, но маловероятная, — перебил Ла Валетт. — А эллинский миф гласит, что необычного барана по велению Зевса послала на Землю богиня облаков. Это важно, ибо обычного круторогого овна должна была посылать совсем другая богиня.
И этот облачный барашек отличался весьма полезными качествами: мог летать по воздуху, плавать в воде не хуже дельфина, и это с парой седоков на спине. Можно сделать обоснованное предположение, что богиня облаков попросту обратила одного из своих, так сказать, подопечных в священное животное.
— Как вариант. Богиня вдруг заметила сходство между облаками и баранами. И шо нам это дает?
— Сейчас попробую объяснить. Когда на картинах, изображавших Данаю, рисовали золотой дождь, чаще всего его символизировали золотые монеты. То есть солнечный свет, с помощью которого верховное божество нисходило на Землю, воспринимался именно так — некое золотое сияние неизвестной природы.
— Так, остановись! — Лис наставительно поднял указательный палец. — Ты пытаешься втолковать, шо книга создана из выделанной бараньей кожи трансформированного облака?!
— Похоже на то. Из облака, пронизанного золотым сиянием некоего верховного божества. Или, если не брать высокие материи, то животворного излучения. Вспомним Данаю, тоже квазигуманоида-цивилизатора.
— Вот я и думаю: как бы нам из этих высоких материй портки сшить. Это если ты, Бастиан, часом не переборщил, лупивши себя по лбу предком Буратины. Фолиант из облачного пергамента, лучащийся божественной энергией… — такое даже я не каждый день придумаю.
— Но я же ничего не придумываю. Я предполагаю, что весь пергамент или его часть, использованная для написания нашей книги, в далеком прошлом был тем самым Золотым Руном.
После того как оно было привезено в Афины, следы его теряются. Вероятно, за давностью лет те, в чьи руки оно попало, не задумывались, что это за штуковина и откуда взялась. Должно быть, Руно хранилось в каком-то святилище, позабытое всеми. Когда же христиане начали рушить языческие храмы, материал пошел в дело. Написать священные тексты новой веры на божественном атрибуте ушедшей эпохи — есть в этом какое-то возвышенное мародерство.