Кронштадский лёд

– Транспортный обоз крепости может дать триста лошадей с повозками.

– Вы думаете, Евгений Николаевич, этого хватит?

– Невозможно предусмотреть, сколько будет беженцев. Скорее всего, не хватит. Кто-то пойдет пешком.

– От форта Риф по льду до Териоки – тридцать с чем-то верст.

– Да, но что же делать? От Рифа до форта Обручев ледовая дорога накатанная. А дальше, к финскому берегу, придется по торосам, по сугробам. Иного пути исхода нет.

– Исход, – сказал Козловский. Постучал пальцем по карте, расстеленной на столе. – Да, это лучше звучит, чем бегство. С ревкомом вы его… исход… согласовали?

– Они согласились. Понимают, что другого выхода нет. Александр Николаевич, дайте команду артиллерии прекратить работу в течение двух часов. Не позднее девятнадцати прикажите взорвать замки башенных орудий на линкорах. В двадцать ноль-ноль начнем движение с Нарвской площади, туда будут поданы повозки.

Удушливые газы, которыми командарм Тухачевский хотел атаковать мятежные линкоры, не понадобились.

Все четыре башни «Петропавловска» умолкли. Длинные стволы двенадцатидюймовок остывали в сгущающейся темноте вечера. Они сделали свое дело – надолго задержали штурмующие части на восточной оконечности Кронштадта. И, похоже, больше не были нужны.

Командир первой башни Лесников, выслушав последнее приказание старшарта, медленно вдвинул телефонную трубку в зажимы. Он был озадачен… поражен страшным приказом… Зачем-то опустил ремешок фуражки под узкий подбородок, поросший мягкой белокурой бородкой.

– Ну, что будем делать, командир? – спросил Терентий Кузнецов.

Лесников обвел взглядом комендоров. Тут, в тесном боевом отделении, вся башня собралась – из перегрузочного, из погреба поднялись сюда военморы. Глаза у всех разные, но во всех – беспокойство.

– Приказано… – Лесников прокашлялся. – Приказано взорвать замки орудий…

– Это как?! – ахнули, присвистнули, заговорили разом. – Как это – взорвать?.. Линкор не телега, чтоб его раскурочить… Ну правильно – чтоб большевикам не достался… Чего, чего правильно?!

Наводчик Осокин вопил бабьим голосом:

– Нельзя взрывать! Линкор – народное имущество!

– Да не ори, Осокин, – морщился, как от зубной боли, Лесников. – Я приказ не досказал. Взорвать замки и уходить. Покинуть корабль.

– Куда уходить?!

– К форту Риф. А оттуда по льду – в Финляндию.

Чуть не сотряс башню общий выкрик:

– Чиво-о-о?!!

*  *  *

Маврина, Маврина найти! С этой мыслью, бьющейся в висках, бежал-бродил Терентий по холодным помещениям линкора. Этот Маврин Павел, дальномерщик, в судовом комитете был самой умной головой. Вот как он, Маврин, скажет, так тому и быть – остаться на корабле и ждать, – что будет, то и будет, – или бежать…

Куда бежать – в Финляндию?.. Чужая страна, чужой язык – как там жить? Кому ты там нужен, беглый русский матрос?..

Нету Маврина в его кубрике. Куда подевался? Терентий выскочил на верхнюю палубу. А там – между фок-мачтой и второй башней – толпятся, кричат, да чуть не драка. Подбежал Терентий, увидел: сцепились Зиновий Бруль и машинист Воронков. Бруль, второй артиллерист линкора, ухватил ручищами Воронкова за ворот бушлата, а тот, маленький и юркий, вырывался и орал простуженным голосом:

– Ты рук не распускай! Твой дружок Петриченко сбежал, так его мать, а тебя мы не пустим! Не уйдешь от трибунала!

– Нас… я на твой трибунал! – гремел Бруль. – Да кто ты такой, штоб на корабле командовать?

– А вот и командую! – Воронков напрягся, отбросил руки Бруля. – Командир линкора сбежал, старпом и старшарт смылись, а вас, которые по Красной армии стреляли, мы – под арест берём!

И подступили к Брулю несколько военморов, в их числе и Кондрашов из боцманской команды, ростом с оглоблю, – ну, понятно, коммунисты корабельные тихо сидели, когда восстал Кронштадт, а теперь…

– Но, но! – неслось из свалки, вперемешку с матюгами. – Руки!.. По морде получишь, новый комиссар!.. А пулю в лоб не хошь?!. Убери руки, гад!.. Всех вас, стреляльщиков, – к стенке!.. Вон еще один стоит, из судового комитета!..

Это уже к нему, Терентию, относилось. Он не стал ждать, когда за ворот схватят, – быстро отступил в тень башни и – бегом в свой кубрик.

В висках у него колотилось тревожно. Маврина нет, сбежал, наверно, Маврин… Весь судовой комитет съехал, один он, Терентий, застрял на корабле... ну и Бруль еще, тоже член комитета… Бруль малой артиллерией командовал, палил в Красную армию из стодвадцатимиллиметровых пушек. А он-то, Терентий, какой стреляльщик?.. Ну, ток подавал к моторам… к орудиям, к зарядникам, – за это к стенке?!.

Вниз по трапу в полутемный кубрик, а навстречу – Юхан Сильд с парусиновым чемоданом в руке.

– Яша! – обрадовался Терентий. – Ты уходишь? Обожди пять минут, вместе пойдем!

– Ну, давай быстро. – У Сильда под надвинутой на брови шапкой глаза будто белым огнем горели. Он на себя был непохож.