Кронштадтский детектив

Сергей развел руками — мол, за что купили, за то и продаем, а дьякон с грехом пополам завершил историю. Бобровский успел изложить суть дела на бумаге и даже нарисовал карту. Последняя очень пригодилась.

— Мы с их сиятельством и лесником втроем ходили, — вещал дьякон. — Такая чащоба — не приведи господи! На обратном пути вообще чуть не утопли, даром что ноябрь месяц! Страху я тогда натерпелся — не передать, а уж уделались все — прямо порося из лужи. На опушке с урядником столкнулись, так он, шельмец, нас за бродяг принял! Заарестовал всех. Даже их сиятельство! Потом извинялся, конечно. Их сиятельство его простил. А я бы его самого заарестовал! Вот так вот! Нельзя их сиятельство заарестовывать!

— Ну, разошелся, — проворчал Юрий. — А как же равенство?

— А вот кто ровня их сиятельству, с тем и равенство, — нашелся в ответ дьякон.

Я усмехнулся и пресек разговор с политическим подтекстом. Очень своевременно, кстати, поскольку к нам на огонёк заглянул Вениамин Степанович, а он к таким вещам относился очень строго.

Вместе с ним пожаловали графиня и доктор. Вопреки опасениям дьякона, с немецким доктором они явно нашли общий язык и вполне мирно беседовали. Речь — из того, что я успел услышать — шла о проклятии.

ПОСЛЕДОВАЛ ОЧЕРЕДНОЙ КРУГ взаимных представлений. Братья приняли инспектора с должным почтением. Юрий предложил гостям кресла, а Сергей распорядился насчет чаю, благо дьякон оказался под рукой. Вениамин Степанович устроился в кресле, а чаепитие попытался тактично отклонить.

— Вначале — дело, — объявил он.

Я, на этот раз мысленно, усмехнулся. Инспектор пребывал в стойкой уверенности, что никто во всем Кронштадте, за исключением него самого, не умеет правильно и вкусно заваривать чай. При поддержке графини Сергей всё-таки сумел настоять на своем. Дьякон выскочил из гостиной, а барышня, воспользовавшись паузой, вновь заметила, что мы попусту теряем время, и даже попыталась натравить на меня инспектора, но безуспешно. Вениамин Степанович всё «принял к сведению», чем и ограничился.

— Раз уж Ефим Родионович ведет расследование — ему и решать, какую линию выбрать, — подытожил он.

Барышня взглядом сигнализировала мне, что лучше бы я не ошибся с выбором этой самой линии. Графиня осведомилась, как оное расследование продвигается. Я сказал, что успешно, однако еще остались кое-какие вопросы.

Как тут же выяснилось, графиня уже поведала доктору о проклятии, но он пока не был готов помочь следствию. Клаус Францевич не зря слыл большим знатоком всяких мифов и легенд, и был готов с ходу перечислить чуть ли не сотню подобных историй. Я его от этого тактично отговорил, переведя разговор к более практичному вопросу: что с этим делать? Увы, единственная универсальная методика борьбы с проклятиями сводилась к:

— Держаться от этот пакость далеко!

— Ну, так я предлагал их продать, — проворчал на этом месте Юрий. — Отец упёрся. А так сейчас был бы жив.

Графиня покачала головой.

— Нет, — тихо сказала она. — Он бы никогда не передал другому вещь, которая несет смерть. Это всё равно что убить.

— Ну, я бы отметил, что это всё-таки лучше, чем погибнуть самому, — возразил Юрий. — Да и потом, вполне можно было бы продать их какому-нибудь головорезу.

— Чтобы он безнаказанно убивал?! — бросила барышня ему в лицо.

Юрий в ответ молча развел руками. Мол, я хотел как лучше, а идеальных вариантов всё равно нет. Наметившийся спор прервало появление дьякона. Тот пожаловался, что тело графа перенесли вниз, в кухню, где оно теперь занимало весь стол, и приготовить чай в таких условиях нет никакой возможности. А если бы и была, так его, дьякона, из кухни выставил полицейский.

— Это уже слишком! — заявила Анна Владимировна-младшая и решительно направилась к дверям.

Графиня, погруженная в свои мысли, запоздало вскинулась, но инспектор ее опередил:

— Ефим, проследите, — строгим голосом велел он и кивнул в сторону двери.

Я поспешил за барышней. Она чуть было не захлопнула дверь у меня перед носом, и, полагаю, только воспитание не позволило ей сделать это. Анна Владимировна лишь резко развернулась, чуть не съездив мне косой по физиономии, и зашагала по коридору. Место, где раньше лежал покойник, было очерчено мелом. Барышня вздохнула и аккуратно прошла мимо вдоль стеночки, не наступив ни на линии, ни на пятна крови, и не сбавляя взятого высокого темпа. Я за ней едва поспевал.

За поворотом коридор сразу переходил в лестницу, ведущую вниз. Не такую широкую, как парадная, и даже без перил, но зато ступеньки не скрипели под ногами.

— Простите, Анна Владимировна, — окликнул я ее с верхней ступеньки.

Барышня уже пробежала четверть пути вниз.

— Прощу, — легко пообещала она, полуобернувшись на ходу. — Может, вы, наконец, займетесь своими прямыми обязанностями! Найдите убийцу!

— А вы действительно этого хотите? — спросил я.

Это ее остановило. Барышня замерла на пару секунд, позволив мне отыграть несколько ступенек, потом стремительно развернулась ко мне.

— Вы это к тому, что убийца — один из нас? Нет, меня это не останавливает. Я хочу знать, кто убил отца!