Кронштадтский детектив

— И вы не допускаете мысли, что это может быть кто-то еще? — спросил я.

— Нет, но… — она не сразу нашлась, что ответить. — Мы же осмотрели дом. Никто с улицы не мог к нам проникнуть.

— Что ж, хорошо.

Я жестом предложил ей следовать дальше. Разговаривать, стоя на полутемной лестнице, было неудобно во всех смыслах.

— Тогда я должен задать вам еще один вопрос, — сказал я на ходу.

— Спрашивайте, — твердым голосом ответила барышня. — Я готова.

Она даже с шага не сбилась.

— Хорошо, — сказал я. — Скажите, Анна Владимировна, ваш отец следил за тем, как он одевается?

— Разумеется. Он, между прочим, граф, — последнее прозвучало с отчетливой ноткой гордости. — А не дворянчик деревенский. Отец всегда одевался достойно. Даже дома. Если бы вы застали его живым, вы бы сами убедились.

— Не сомневаюсь, — сказал я. — Я почему-то сразу так и подумал. Этот дом пронизан атмосферой рыцарства.

— Да, верно, — тихо ответила барышня. — Но братья сильно разбавляют ее современной практичностью.

За разговором мы спустились на первый этаж. Там я успел распахнуть перед барышней дверь. Она, даже не взглянув на меня, прошла в коридор и обхватила себя руками. Здесь было заметно холоднее, чем этажом выше.

— Не жарко тут у вас, — заметил я; большей частью чтобы просто поддержать разговор. — На втором этаже теплее.

— Да, отец не переносил холод, — вздохнула барышня. — Его мучили старые раны. Сюда он не спускался, а второй этаж протапливали весь. Мама говорила, что дороговато это выходило, но пока они могли себе это позволить.

— Они? — удивился я. — Не мы?

Барышня вопросительно глянула на меня, но не успел я переформулировать свои слова, как она уже сообразила суть моего вопроса и ответила:

— Мы живем в Петербурге. Мы с братьями. Там у нашей семьи большая квартира, но отец любил этот дом. Здесь постоянно жили только отец с мамой, а мы приезжали на праздники.

— А дьякон?

— И Феофан с ними, конечно. Он вообще от отца не отходил. Как не доглядел…

Барышня сокрушенно покачала головой. Лестница кончилась. Впереди была толстенная дверь с деревянной ручкой, которую вполне уместно было бы назвать перекладиной. Вновь проявить хорошие манеры я просто не успел. Барышня с ходу навалилась на дверь плечом, и та распахнулась.

За этой дверью находилась кухня. Это была самая просторная кухня из всех, что мне доводилось видеть. Если убрать большой стол в центре, здесь можно было бы давать семейные балы. В воздухе пахло пряностями и еще чем-то вкусным. С аппетитными запахами резко контрастировало мертвое тело, лежавшее на большом столе. Теперь оно было накрыто простыней. Синий халат висел на спинке стула.

По левую руку, у еще одной двери, широко раскрытой в темный коридор, стоял на страже очередной рыцарь. Этот был какой-то сборный: серый шлем с грубо, под самый корень, оттяпанным плюмажем, золотистая азиатская броня с драконом на груди, серые руки с черными перчатками, «штаны» из меди и угловатые стальные башмаки. Рыцарь тяжело опирался на меч с таким узким лезвием, что, если бы не здоровенный, с расчетом на две руки, эфес, я бы счел его шпагой. На мой взгляд, все компоненты совершенно не подходили друг дружке. Потому, наверное, беднягу и сослали на кухню.

Полицейский, который должен был приглядывать за трупом, сидел в углу позади рыцаря, за еще одним столом, поменьше, и пил, как он потом отметил в рапорте, квас. Когда мы вошли, он поспешно отставил кружку и встал. Барышня бросила строгий взгляд на него, и печальный — на тело.

— Анна Владимировна, — сказал я, — вы готовы увидеть его?

Я кивнул на покойного. В свете лампы ее лицо показалось мне совсем бледным, но голос ее звучал твердо.

— Я сама хотела взглянуть, — сказала она. — Убедиться.

— Хорошо. Вас ждет потрясение, но это очень важно для следствия, поэтому попрошу вас взглянуть на тело. Если вам нужно собраться с духом…

Барышня отрицательно замотала головой. Полицейский оперативно занял позицию рядом с телом, готовый откинуть простыню. Я убедился, что Анна Владимировна, насколько это возможно, действительно готова, и махнул ему рукой. Полицейский со всей тактичностью снял простыню с лица покойного. Барышня изумленно ахнула.

— Кто этот человек? — прошептала она.

— Честно говоря, я надеялся, что вы мне это скажете, — отозвался я.

Полицейский удивленно воззрился на меня, но у него хватило ума промолчать.

— Я его не знаю, — прошептала она почти минуту спустя.

— Вы в этом уверены?

— Разумеется, — прошептала барышня и стремительно развернулась ко мне. — Кто этот человек?!

Мне оставалось только развести руками.

— Я ожидал, что вы скажете, будто это капитан Ветров, — признал я. — В призраков я не верю. Одет он слишком легко для того, кто боится холода, и слишком простецки для графа. Да и вы мне рассказывали, что ваш отец даже дома одевался прилично, а этот — сами видите.

— Я никуда не отлучался, — шепотом воззвал ко мне полицейский. — Это тот самый жмурик.

Я коротко кивнул. Мол, верю. Барышня отрицательно помотала головой.

— Нет, это не Николай Саныч. Совсем другое лицо. Я не знаю этого человека. Подождите! А где отец?!

— Он был в доме?

— Разумеется!