Кронштадтский детектив

Узнав о стоимости часов, он потребовал увеличить его долю еще на пять сотен. Гвоздь, в принципе, согласился, но таких денег у них на руках не было. Разговор закончился ссорой. Мишка ушёл. Приказчик побежал за ним. По его словам, он хотел только убедить того обождать до реализации товара. Мишка дал ему сутки, а потом пригрозил пойти в полицию.

— Я испугался, — рассказывал приказчик. — Клянусь, я только хотел его припугнуть, и случайно ударил!

— Ага, шесть раз, — проворчал Матвеев.

— Так я же не считал, — тотчас обернулся к нему приказчик. — Когда понял, что натворил, он уже мертвый был.

— Доктор так не считает, — сказал я. — По его словам, раненого еще можно было спасти.

— Брешет! — уверенно заявил приказчик.

— Или ты нам тут брешешь, — строго бросил Матвеев.

Приказчик тотчас рассыпался в уверениях, что всё было именно так, как он рассказывает. То есть он почти и не виноват. И во втором убийстве тоже большей частью виноват Гвоздь, который так возмутился убийством сообщника, что опять же пригрозил полицией. История повторилась. Хотя если бы Гвоздь сразу сказал, что часы в собачьем ошейнике, приказчик бы ни за что не пошел на второе убийство. По крайней мере, так он нас уверял.

— А в ломбарде, если бы тебя не задержали, тоже не ты был бы виноват? — спросил я.

— Именно так, — ответил приказчик, прижимая руки к груди. — Пёс бы меня не признал. Так и что мне оставалось делать?

— Ну, теперь вам остается только идти под суд, — констатировал Вениамин Степанович.

— Уж лучше туда, чем еще раз с этой фурией встретиться, — пробурчал приказчик.

А ВОТ ПСА мы так и не нашли. Уж и город прочесывали, и звероловов вызывали, да и добровольцев без счета к этому делу подключилось. Это Барсуков вознаграждение пообещал. Вначале сто рублей, а постепенно и до тысячи дошло.

Могилу Нагеля всё-таки вскрыли. Нашли крышку от гроба, и ничего больше. Остальное, по словам сторожа, скорее всего, разложилось и было унесено подземными течениями. Перерыть всё кладбище Барсукову не позволили, и он в отместку написал на меня жалобу инспектору. Мол, медленно вел расследование. Вениамин Степанович жалобу принял и объявил мне выговор.

Приказчика судили в начале апреля. Он не отпирался. Судебный следователь по случаю рассказал, что такого образцового подследственного у него еще не было. Дали приказчику двадцать лет каторги и отправили в Сибирь. Полгода спустя он бежал.

За беглецом отрядили отряд казаков. Те нагнали его ближе к полуночи. Бывший приказчик лежал на земле с разорванным горлом. Некоторые казаки при этом утверждали, что будто бы видели стоящего над телом огромного седого пса с окровавленной мордой, но при появлении погони он так быстро исчез в чаще, что не все успели его разглядеть.

Часть четвертая. Русалки

НЕБО НАД РЕВЕЛЕМ было затянуто плотной серой пеленой без единого просвета. Моросил дождь. Поезд прибыл на Балтийский вокзал ровно в полдень, но, право слово, было такое впечатление, будто бы уже наступал вечер.

Я надел шляпу и вышел из вагона на перрон. Несмотря на дождь и ветер, было тепло. Мне в мундире, да еще и при галстуке, вовсе оказалось жарко. Будь моя воля, я бы, конечно, оделся полегче, но мы с инспектором Гавриловым прибыли в Ревель с официальной миссией, так что приходилось соответствовать.

На перроне нас уже встречали. У выхода из вагона меня окликнул полицейский. Он тоже был в мундире. Без него я бы, пожалуй, этого здоровенного бородача принял за кузнеца.

— Кошин Ефим Родионович будете? — осведомился полицейский на удивление мягким голосом.

Я подтвердил, что это я и есть, и полицейский спросил, где инспектор. Я обернулся. Инспектор как раз выходил из вагона. Высокий и солидный, он заполонил собой весь проём.

— Гаврилов Вениамин Степанович собственной персоной, — представил я его. — Прошу любить и жаловать.

Полицейский поздоровался и представился:

— Городовой Матиас Тамм. Добро пожаловать в Ревель, господа. Господин полицмейстер поручил мне встретить вас.

Он махнул рукой и к нам тотчас подошел носильщик. Багажа у нас было всего ничего: пара чемоданов, портфель с бумагами да зонтик инспектора. Мы бы и сами его унесли, но положение, как говорится, обязывало. Столичный инспектор не мог сам таскать чемодан, а Вениамин Степанович был командирован в Ревель именным приказом из самого Санкт-Петербурга. Я же при нём состоял в качестве помощника.

Мимо неспешно проходил мрачный тип с букетом в руках. Думаю, этот человек не уступил бы ростом нашему новому знакомому, если бы не был таким скрюченным. Невероятно тощий, в сером обвисшем плаще, он мне сразу напомнил деревце на болоте. Всклоченные черные с сединой волосы вполне сошли бы за брошенное гнездо, а свернутая чуть набок, будто бы приклеенная, бородка — за клок сухой травы, закинутой ветром на ветки. Этакий леший в костюме.

Он окинул нас внимательным взглядом и побрел дальше.

— Прошу за мной, — пригласил Матиас.

Мы проследовали к выходу. Перед зданием вокзала нас ожидал экипаж, запряженный тощей лошадкой с ветхой соломенной шляпой на голове.