Кронштадтский дневник

Что значит: «великая германская нация»? Да поговорите с каждым нашим человеком любой национальности, и он в своей нации найдет много хорошего и великого, но люди не все горлопаны, есть и те, которые имеют скромность не кричать о себе: пусть другие вас похвалят, а вот хвалить-то немцев некому. Не думаю, что их хвалят даже их сторонники. Это напоминает наши деревенские драки: тульских мастеровых с калужскими, ноздринских ребят с алешковскими, марьинорощинских ребят с крестовскими. Ведь это глупость, и мы от нее избавились.

Народ наш, в основном, хороший, но есть кичливые фигуры в духе полудурка Гитлера: тот же наш комиссар, но если их невозможно поправить, то могила их исправит.

Скучаю по дочке и Любе, но очень доволен, что их нет здесь, пусть лучше не знают, как у нас плохо. Жаль тех, кто не сумел, не захотел, не успел уехать или отправить своих, очень им тяжело: недостаток питания, бомбежки, артобстрелы, жаль маленьких детей.

26 ноября 41, 05.30 утра

Немцы стали обстреливать город по-умному: до этого обстрелы были на протяжении часа – полтора, а затем наступали долгие паузы, а теперь бросят снаряд, а потом, минут через 20 – 30 или через час, другой, это для них дешевле обходится (экономные), а для нас дороже, так как при прежней стрельбе отсидишься в подвале и выходишь на работу, теперь хуже.

Почему-то кажется, что намечается перелом на фронтах в нашу пользу, возможно, просто так хочется.

Все-таки немцы не могут войти в Ленинград, это факт, и не могут взять Москву, тоже факт! От Ростова их отогнали на 60 км, причем у Гитлера осталось более 7000 человек, 111 орудий, 55 танков и преимущество. Это тоже факт.

Англичане хорошо теснят немцев в Африке, Ливии и Абиссинии, конечно, лучше было бы, чтоб англичане давили на немцев во Франции, вообще в Европе, но «на безрыбье и рак рыба».

В печати напоминают, что каждый должен вечером подумать, что он сделал за день для фронта, для Родины. Я об этом думаю во время дня и считаю, что ничего не сделал. С удовольствие бы пошел окопы копать – инженерной работы мало, даже опытным инженерам не хватает. В армии не служил, оружия, тактики тыла не знаю, да к тому же слепой: потеряешь в один прекрасный момент очки, ну и засыпал и себя и товарища. И вот думай: чем бы оказаться полезным, а так самому себя стыдно если ничего в течение всей войны не сделал, да и остальные больше делают вид, что сильно заняты. Работы у нас будет много, когда немцев отгонят хотя бы к старой границе, тогда для флота будет большая работа, и мы должны будем много сделать по ремонту кораблей.

Вчера всю ночь снились каши и супы, есть хочется и день и ночь. Булка за 1,45 руб все время стоит перед глазами. Очень хочется поесть так, чтобы сказать, что больше не хочу.

5 декабря 41

Несколько дней подряд над заводом немцы не летали, по-видимому бомбили вне города.

От Любы получил письмо, отправленное три месяца назад.

Еды мало, некоторые семейные многодетные рабочие падают от голода: жалеют детей и отдают свой паек, а сами ходят и работают голодные. Вся моя одежда стала на два размере больше.

Хорошо идут дела на Южном фронте, там немцев гонят от Ростова, сообщают, что освобождены 100 населенных пунктов. Вот у нас бы так: немедленно доставили бы продовольствие.

Был у меня хлеб, около килограмма, но в него залезли крысы и я его выбросил. Это было с месяц назад, а теперь жалею. Я бы его съел. Все время хочется есть, особенно после обеда или ужина.

Меня выбрали в прошлом году кормящим среди командиров, и теперь я этому делу уделяю много времени, чтобы по-возможности предотвратить хищения.

Вообще дела обстоят плохо.

В 17.50 объявлена воздушная тревога, называется – похвастался!

В 18.30 отбой воздушной тревоги.

8 декабря 41

Сегодня видел сон: как будто приехал я с группой товарищей в Грецию или какую другую страну. Есть хочется, а денег нет, попал я один в какой-то кабачок, познакомился там с двумя навязчивыми женщинами, ну, объяснил им, что есть хочу, они назначили мне на вечер свидание. Но я не очень хотел с ними связываться, и когда выходил из кабака и встретил грека, который знал русский, решил поинтересоваться у него:

– Что это за женщины там сидят: удобно ли мне с ними встречаться?

– Не за чем с ними встречаться, женщины нехорошие, – решительно ответил грек.

– Но они обещали меня накормить.

– Это и я могу, приходи сюда к вечеру и пойдем.

Вечером встретился с греком, который купил халу (булка-плетенка), пиво, сахар и пошли к нему в шалаш, там я стал есть халу и пить пиво вприкуску с сахаром, немного погодя пришла одна из тех женщин, принесла что-то из еды, но видя, что я с ней не общаюсь, оставила принесенное и ушла, затем пришла вторая, принесла много съестного и большущую сдобную булку, но эта, увидев, что ей не рад, рассердилась и, забрав принесенное, ушла. А я все еще ел нечто похожее на пироги, начиненные сливочным маслом, а при откусывании масло падало вниз, рядом стояла тарелка с жареными блинами. И чем больше я ел, тем больше хотел есть, и все удивлялся: почему не могу наесться?