Кронштадтский тупик (СИ)

– А что этому предшествовало, не знаете, – покраснела Елизавета. Даня тут многим был как бельмо на глазу. Он хотел, чтобы все по чесноку было, справедливо, он шваль всякую преступную не щадил, ну, нарушал иногда, типа, процессуальные нормы, зато у него порядок был! А есть такие люди, они не хотят честно жить, и если им кто мешает, они его живьем схавать готовы! Вы ведь знаете, небось: есть у нас тут одна распальцованная, со всеми вась-вась, во все кабинеты без стука входит, всем звездунам она бест френд и не подступись к ней. Что ты! От всего отмажут, везде прикроют, и все всё знают, а ни… не докажешь. Никто на нее и вякнуть не смел, а Даня посмел, – Архипова всхлипнула, – он думал, что реально сила в правде, как в том кино, помните, "Брат-2", Даня очень этот фильм любил… Да только жизнь – не фильм, ему и дали понять: ты на кого, мол, батон крошишь, на священную, блин, корову замахнулся, иди лучше, пьяных на 15 суток сажай да шпану уму-разуму учи и будь доволен. А он, ну, нашла коса на камень, решил, что хватит перед ней на задних лапках стоять, все боятся, а он докажет, что она, – Елизавета круто выбранилась, – и добьется, что ее в наручниках поведут. Ему и начали палки в колеса ставить, проверками и выговорами замонали. Вроде даже она сама к нему приезжала, ну, договориться по-хорошему, а Даня – человек прямой, сразу сказал, куда ей идти с ее деньгами. Он был простой, без этих всяких, ну, церемоний. А она, – сверкнула глазами Лиза, – как с цепи сорвалась, посадить его хотела. Но не вышло, так она Даню с работы "ушла" и из города выжила. Да еще подстроила так, что его в трущобы какие-то упекли, гопников гонять. Еще и сказала: мол, хоть бы его там поскорее прибили да в Обводный скинули, надоел, говорит, заноза в заднице, вот, – Архипова снова разразилась бранью. – Ну, Даня и понял, что против лома нет приема, и просто поезживал в Кронштадт, так, по родным местам, а ей и это не нравится, забоялась, с лица сбледнула. Вот и науськала, небось, этого бомжару, чтобы он Даню в темном парке подкараулил…

– Степанов вообще-то не бомж, – заметила Наташа, которую уже мутило от простонародной Лизиной скороговорки, бесконечных "говорит", "говорю" (у Архиповой получалось "грит", "грю"), от ее манер девицы из подворотни – любительницы пива, семечек и потных объятий с такими же полупьяными парнями. И неприятно было слышать, с какой злобой Елизавета говорит о Веселом поселке, представляя его чуть ли не клоакой. Да, конечно, там нет фешенебельного блеска, отличающего Невский проспект. Но и звания "трущобы" Поселок не заслуживает…

Она еще раз вспомнила свое мимолетное впечатление от Гусева в парке перед появлением Степанова. По манере держаться Богдан Данилович напоминал нахрапистого развязного парня, того самого спутника девочки из подворотни – любителя пива, футбола и скабрезного юмора. И как-то неладно на нем сидела маска борца за справедливость, которую ему усердно прилаживала Елизавета. И следователь Минский обмолвился о том, что у Гусева до перевода в Петербург была не лучшая репутация. И по обмолвкам и красноречивой мимике следователя, уходящего от прямых ответов на вопрос, причина перевода Гусева в Веселый поселок была очень некрасивой.

– Кто "она"? – спросила Наташа, прервав эмоциональную тираду Архиповой на полуслове. – Та влиятельная женщина, которая со всеми вась-вась и с которой боролся Гусев? Мне интересно, что это за донна Корлеоне в Кронштадте завелась.

– Да какая она, – Елизавета снова выругалась, – донна, блин? Местная одна, раньше, говорят, овца овцой была, трусов лишних не имела, в латаных ходила, нищета бесштанная, когда училась, картохой приторговывала, говорят, всех обвешивала, как борзота, сдачу вечно зажимала, удивительно, как ей гирей никто по башке не дал, всякое говорят, а теперь раскрутилась, ясно, говорят, каким образом, тьфу! – Елизавета еле сдержалась, чтобы не плюнуть по-настоящему, но пожалела розовый пушистый ковер. – Небось все диваны обошла, а теперь, блин, звезду врубила! Блин!

Наташе захотелось схватить Елизавету за шиворот и потрясти, чтобы та прекратила злопыхать и назвала имя таинственной антагонистки Гусева. "Может, хоть с ней разговор пойдет легче? С Архиповой беседовать – проще марш-бросок двадцать километров в зимней снаряге с полной выкладкой бежать… От нее пока чего-то толкового добьешься, умаешься!"