Кронштадтский тупик (СИ)

Откуда-то потянуло ароматом свежего хлеба. Значит, неподалеку хлебозавод. Белла не уставала нахваливать кронштадтский хлеб – "Такого нигде больше нет!". И правда хлеб на Котлине был вкусным…

"Улица Аммермана" – прочла Наташа на одной из табличек и поежилась, вспомнив, как пару раз забредала на нее в поисках городского пляжа. Почему-то отыскать правильную дорогу с этой улицы быстро не получалось, не спасали ни карта, ни навигатор, и Наташа часа по два блуждала по улочкам и проулкам. Белла только удивлялась: "Прямо заколдованная какая-то улица! Хотя со мной такого ни разу не случалось, а ты на ней каждый раз дорогу теряешь!".

С тех пор Наташа старалась обходить странную улицу Аммермана десятой дорогой, помня о предыдущих блужданиях. Стоило ей свернуть туда – и такой четкий и понятный Кронштадт превращался в лабиринт.

Наташа догадалась, что убийца зачем-то бежит в конец улицы, к тупику возле старого краснокирпичного дома. Дом выглядел неухоженным, как будто был давно заброшен. Рядом с ним высилась ограда Морского завода. "И зачем я бегу в такую глушь, да еще в темноте? – запоздало подумала Навицкая. – Да, он мог скрыться, а полицейские не стали бы землю носом рыть под Новый год, разыскивая его. Но мне что – больше всех надо?.."

Она остановилась. Улица в свете луны и фонарей была пуста. "Вот и я его упустила. Куда он делся? Провалился, что ли?"

Наташа перевела дыхание. Капюшон давно свалился, шапочка сбилась набок. Щеки онемели от встречного ветра. Майка под пуховиком и свитером облепила тело, как пластырь.

Наташа отряхнула шапку от снега и плотнее натянула на голову; сверху набросила капюшон. Охотничий кураж и прилив адреналина уже прошли. Теперь молодая женщина корила себя: "Ну, вот, как теперь к парку вернусь? Я и днем-то тут блукала, как слепой котенок, а сейчас, хоть и фонари горят, все равно темно, как в глубокой …опе, как говорит Фима. И снегопад такой, что в двух шагах ничего не видно!"

Девушка достала телефон, чтобы проложить маршрут и посветить под ноги. Вдруг ей послышался какой-то звук. Чей-то голос совсем рядом.

Она осмотрелась. Почудилось?

И снова раздался этот же голос, то ли стон, то ли призыв о помощи.

Наташа направила туда лучик света телефонного фонарика и увидела сидящего на тротуаре у стены дома беглеца. Выглядел он очень плохо.

– Ногу подвернул, – страдальчески морщась, посетовал он, когда Наташа подошла. – Боль аж в голову стреляет… И в груди колет чего-то, дышать тяжело.

– Вам нельзя бегать, – Наташа похлопала себя по карманам. В армии при ней всегда была походная аптечка, где нашлось бы все необходимое, вплоть до эластичного бинта. Но сейчас в кармане пуховика были только бальзам для губ "Зима" и пачка бумажных платочков. В сумке из медикаментов обнаружились пластинка цитрамона и пара пластырей. И Наташа поднесла к уху телефон.

– Что, врачей хочешь вызвать? – невесело усмехнулся мужчина и тяжело закопался в снегу, пытаясь подняться. Теплая кепка с "ушами" свалилась, открыв широкую лысину. Коренастый, круглолицый, полноватый, он напоминал отца главной героини перестроечного фильма "Авария – дочь мента". – А они меня сразу в полицию сдадут. Ох, беда, никак вывих! Болит-то как, на ногу встать не могу! Ты, поди, видела, девонька, что я в парке натворил?..

– Нельзя же оставить вас здесь замерзать, – ответила Наташа и осмотрелась. Ни одной скамейки, куда можно было бы отбуксировать пострадавшего. Как всегда: то, что нужно, не найдешь днем с огнем…

– А мне все равно, что будет, – махнул рукой мужчина, – только я тебе одно скажу: не раскаиваюсь ни на вот столько, – он показал на ноготь мизинца. – Знала бы ты, что это за человек, не ринулась бы так вдогон. О нем сейчас или хорошо, или никак, но я человек прямой, душой кривить не умею, и о нем добрых слов подобрать не могу…

Наташа сидела рядом с ним, смотрела в его простое открытое лицо и видела, как устал этот человек от долгого, многолетнего страдания и почему-то сразу поверила ему.

– Только сказать тебе, в чем дело, я не могу, – продолжал мужчина, – это не моя тайна, да и слишком она горькая…

Он внимательно посмотрел на Наташу и вдруг чуть потеплел лицом:

– А ты на дочку мою похожа, такая же гусар-девица. Только постарше чуток, и огонь в глазах не погас, хотя и тебя жизнь побила, да не сломила. А дочка моя… Ей не по силам бревно на хребет свалилось. Живет теперь изломанная. Как батарейки сели у человека. А он, смотрю, идет как ни в чем не бывало, весело ему, стакан, небось, принял, женщина ему заливное варит… И вишь, даже не сразу вспомнил, о ком я толкую. Видно, дочка моя не единственной была, кого он вот так перепахал походя…

Вдали взвыла полицейская сирена, взяла паузу, покрякала, словно откашливаясь, потом разразилась мощной трелью во всю силу.

– Ты ей скажи про меня, – попросил незнакомец, – а то не будет знать, куда отец подевался. Она за городской стеной живет, неподалеку от Каботажной гавани, там и работает в местном АТП. Степанова Василиса. Одни мы друг у друга остались.

Возле них с размаху осадила сияющая огнями полицейская машина.

– Вот он!