Крошка-ладошка

Эмма Владиславовна погладила сухие, как палочки, ноги – болят. Раньше она ходила дома исключительно в туфлях, но под натиском варикоза пришлось сдаться. Да, в меховых тапочках гораздо удобней. Но в остальном без поблажек. В халатах пускай возлежат сибариты, а уважающая себя женщина обязана и дома выглядеть достойно. Эмма Владиславовна поправила прическу, пригладив и без того ровно зачесанные назад короткие седые пряди, слегка оттененные фиолетовой краской. Сегодня была в темно-зеленом платье с поясом, белым кружевным воротником и длинными рукавами. Скромно, аккуратно, удобно. Образ завершали очки в широкой оправе с толстенными стеклами.

Порядок во всем – жизненный девиз Эммы Владиславовны. Письменный стол под стеклом, диван, кресло да шкаф – вот и вся мебель. Белый подоконник. Одно время на нем стоял горшок с геранью, но цветок пришлось переставить в комнату дочери: сильный запах и, как следствие – мигрень. Стену над диваном украшают почетные грамоты, дипломы, благодарности. Их столько, что можно было сэкономить на обоях – от этой мысли хозяйка комнаты всегда улыбалась. Но даже не это главная отрада Эммы Владиславовны. Книги. Много книг. Им отдан огромный старинный шкаф, который переживет не одну эпоху. Собрания сочинений поставлены стройными рядами, второй том – за первым, третий – за вторым и так далее. Разрозненные издания тоже систематизированы по фамилии автора и названию.

Эмма Владиславовна извлекла четыре книги из первого ряда верхней полки и достала находившуюся за ними шкатулку. Вытерла ладонью пылинки с глянцевой крышки, на которой звенит бубенцами тройка да горланит песни под гармошку развеселая свадьба. Палехская роспись. Дрожащими пальцами достала из шкатулки высохшую ромашку. От неловкого движения стебелек хрустнул, цветок упал и рассыпался в труху. Эмма Владиславовна сгребла труху, завернула в газету. Вновь заглянула в шкатулку, взяла из нее старое фото. На выцветшем снимке – маленький ребенок, который научился подниматься с животика, опираясь на ручки, и со счастливой улыбкой демонстрирует свое достижение.

"Топ-топ, топает малыш", – пропела Эмма Владиславовна, чуть дребезжа, и убрала шкатулку на прежнее место.

По натуре внимательная к деталям, она давно заподозрила неладное. Теперь, после разговора с дочерью, все встало на свои места. Итак, что мы имеем:

– нежелательная беременность;

– отсутствие мужа;

– необходимость продолжать обучение.

Если все пустить на самотек, это будет означать конец спокойной жизни. Придется забыть о вечерах с томиком Достоевского, о вещах, лежащих на своих местах. Нельзя однозначно сказать, что дети – это радость. Дети бывают очень разные. Кому это лучше знать, как не педагогу. И отсутствие мужского воспитания может привести к избалованности ребенка, комплексам, проблемам. Вера еще молодая. Все у нее впереди – и муж, и ребенок. А если сейчас в срочном порядке ничего не предпринять – кому она нужна будет с хвостом. Эмма Владиславовна устало прикрыла глаза.

Оказавшись в своей комнате, Вера упала ничком на кровать. Швырнула на пол подушку. Забарабанила руками и ногами, как борец, молящий о пощаде. Вскочила. Погладила цветы на подоконнике. Герань от ее прикосновения заблагоухала так, будто невесть сколько ждала этой встречи. Точно! Надо открыть окно, впустить свежий воздух! Влетевший в комнату ветер тут же раскидал по комнате тетрадные листки, до того соседствовавшие с геранью. Ну и пусть! Пусть стерильность остается в маминой комнате. В такой комнате микроб умрет от тоски. Суровый спартанец убьется веником. И Вера его поймет. Она захохотала и замерла перед трюмо, словно на голову вылили ведро ледяной воды. Лохматое страшилище. Страшилище было толстым, красным. Выглядело растерянным. Вера приблизилась к зеркалу, чтобы прикоснуться своим носом к носу страшилища.

Что делать? Сколько ни оттягивай – придется что-то решать. Признаться матери – это выше сил. Может быть – завтра, после экзамена. Особенно, если получится сдать на отлично. Или через неделю. Будет время прийти в себя, собраться с мыслями. Тоже нормально, не критично. Но не сейчас. Точно не сегодня. Сегодня поезд ушел, разговор состоялся. Завтра действительно тяжелый день. Надо спрятать подальше комбинезончик, взять конспекты и сосредоточиться.

Вера умылась, прилегла, закрыла глаза. А потом-то как сказать, что сказать? «Мама, ты скоро станешь бабушкой». «У меня будет ребенок». «Помнишь, ты говорила про странный звонок. Так вот…». Как-то глупо все это после сегодняшнего прятания в кусты. Но все равно придется сказать.

Что будет ответом? Вера знала. Долгий взгляд. Гробовая тишина. Веское слово, сказанное тоном вечного директора.

У Веры заныли зубы. Она отдавала себе отчет, что боится человека, который должен быть самым близким, самым любимым, самым родным.