Крошка Цахес, по прозванью Циннобер

— Сила сюртука из черепаховой табакерки оправдалась вполне! — воскликнул он, схватив Бальтазара за руку. — Только что я вошел к ректору, он улыбнулся мне чрезвычайно ласково. «А, — сказал он, — вижу, любезнейший г. Фабиан, что вы наконец образумились, бросили свои неприличные странности; что ж делать? Такие пылкие головы, как ваша, вдаются легко в крайности; впрочем, я никак не верил, чтоб тут была религиозная мечтательность — нет, просто дурно понятый патриотизм, — страсть к необыкновенному, подстрекаемая примерами героев древности; ну, вот это сюртук, прекраснейший сюртук! — Благо государству, благо миру, когда все благовоспитанные юноши будут носить такие сюртуки, с такими пристойными рукавами и полами; будьте верны этой добродетели, этому прекрасному образу мышления, — отсюда-то истекает истинно геройское величие…» Тут он обнял меня с слезами на глазах. Сам не зная как и для чего, вынул я черепаховую табакерку, из которой вылетел сюртук мой. Позвольте, сказал ректор, протянув ко мне большой и указательный персты. Я открыл табакерку, не зная, есть ли еще в ней табак. Профессор опустил в нее пальцы, взял щепотку, понюхал, слезы покатились по щекам его, он схватил мою руку, пожал ее и сказал с сильным чувством: «Благородный юноша, — какой славный табак! Все забыто — все прощено — вы нынче у меня обедаете!» Видите ли, друзья, кончены все мои несчастия, и если вам удастся разочаровать сегодня Циннобера, что несомненно, и вы также счастливы.

* * *

В ярко освещенной зале стоял крошка Циннобер в ярко-пунцовом, шитом кафтане, в широкой ленте Зеленопятнистого Тигра с двадцатью пуговками, с шпагой на боку и шляпой под мышкой; а подле него прелестная Кандида в свадебном платье, сияя красотой и юностью. Циннобер держал ее руку, которую по временам прижимал к губам, улыбаясь преотвратительно; и каждый раз щеки Кандиды вспыхивали, и она взглядывала на малютку с такой пламенной, с такой глубокой любовью. Вокруг, в почтительном отдалении, толпились гости; только князь Варсануфиус стоял подле Кандиды и посматривал величественно на окружавших: но никто не обращал на него внимания; взоры всех были прикованы к устам Циннобера, который по временам бормотал какие-то невнятные слова, на которые все отвечали тихим «ах!» величайшего удивления.

Наконец, настала минута обручения. Моис Терпин вошел в круг с тарелкой, на которой лежали кольцы. Он высморкался. Циннобер приподнялся на цыпочки почти до локтя невесты. Все стояли в напряженном ожидании — вдруг двери растворяются с шумом, вбегает Бальтазар, а за ним Фабиан и Пульхер. Они врываются в кружок.

— Что это значит? Чего хотят они? — кричат все.

— Возмущение — бунт — стража! — восклицает князь Варсануфиус и бросается за экран.

— Г. студент, вы с ума сошли — вы беснуетесь — как смели вы ворваться сюда — люди — друзья, вытолкайте этого невежу за дверь! — вопиет Моис Терпин.

Но Бальтазар, не обращая ни на что внимания, вынул уже лорнет Проспера и смотрит на голову Циннобера. Как пораженный электрической искрой, визжит карлик. Кандида падает на стул без чувств. Тесный кружок гостей рассыпается. Бальтазар видит огнистую полоску, бросается на Циннобера, схватывает его. Циннобер дрягает ногами, царапает, кусает.

— Держите! — кричит Бальтазар.

Фабиан и Адриан схватывают уродца так, что он не может шевельнуться. Бальтазар бережно схватывает три волоска, выдергивает их разом и бросает в то же мгновение в камин. Они шипят, корчатся — удар грома, и все очнулось как бы от сновидения.

И вот с трудом вскакивает крошка с полу, бранится, кричит, повелевает схватить и бросить в темницу дерзкого, осмелившегося напасть на особу первого министра. Но все посматривают друг на друга и спрашивают, откуда вдруг взялся этот гадкий уродец и чего он хочет? Он продолжает топать ногами, кричать: «Я министр — я министр Циннобер — Зеленопятнистый Тигр с двадцатью пуговками!» — Все начинают хохотать как безумные, окружают малютку: мужчины берут его на руки, перебрасывают друг к другу, как мяч — орденские пуговицы летят одна за одной — он теряет шляпу — шпагу — башмаки. Наконец, и князь Варсануфиус выступает из-за экрана.

— Князь Варсануфиус! — пищит крошка. — Ваша светлость, спасите вашего министра, вашего любимца! Помогите, помогите — государство в опасности. Зеленопятнистый тигр — горе, горе!

Князь взглянул на него яростно и пошел вон. Моис Терпин бросился за ним.

— Вы, — сказал ему князь грозно, — осмелились сыиграть с вашим князем глупую комедию. Вы приглашаете меня на помолвку вашей дочери с моим достойным Циинобером, и вместо моего министра я нахожу здесь какого-то гадкого урода, разряженного в пух. Знаете ли, почтеннейший, что за эту шутку я мог бы наказать вас примерно, если б не знал, что вы набитый дурак, годный только для дома сумасшедших. Я лишаю вас звания генерал-директора естественных дел и запрещаю всякое дальнейшее изучение в моем погребе! Прощайте!

Сказал и скрылся.

Дрожа от бешенства, бросился Моис Терпин на карлика, схватил его за длинные всклоченные волосы и потащил к окну.