Майкл провел пальцем по косому, уходящему к плечу шву. Тот расходился от нажатия и зарастал следом. Джеки обожала эксперименты с одеждой и внешностью. Однажды под «холодно — горячо» приходилось искать единственную точку, чтобы невзрачный джемпер раскрылся светящимися лепестками вокруг тела. Забавно и красиво. В другой раз Джеки пришла на свидание, покрытая с ног до головы специальным составом, превратившим ее кожу в живой фарфор. Майкл не раз видел подобное на вечеринках. Но видеть — это одно, а целовать медлительные, неподатливые фарфоровые губы и гладить прохладную, скользкую фарфоровую кожу — совсем другое. Очень странные ощущения.
Он зацепился пальцами за торчащий вверх уголок ворота и дернул, надеясь, что скрытый шов разойдется. В руке остался поникший кусочек ткани. Оторвался, словно бумажный.
— Джеки!
— Не торопись, когда нужен результат. Ты же сам мне так говоришь, Майкл! Вот и не торопись.
Он хмыкнул, снова взялся за оборванный край и потянул. Ткань, послушная движению, ровной полосой двинулась за рукой.
— Мне придется изорвать всю одежду в клочья?
— Не всю, а только джарбу. И очень медленно. Иначе будут не лоскуты, а эти самые клочья. Даже клочки. А провозишься дольше.
Ушла нескончаемая вереница секунд на топ с высоким, широким и при этом мягким воротом. И дурацким названием — джарба. Он будто освобождал Джеки из плена античных бинтов. Она, поворачиваясь то одним, то другим боком, чуть ли не мурлыкала от удовольствия. Наслаждалась ощущениями и майкловой старательностью? Наконец и короткая, сложенная из нескольких слоев юбка сползла на бедра.
— Такое раздевание кажется очень странным, — проговорил Стэнли и провел ладонью от изгиба ключицы к обнаженной груди.
Джеки приподнялась на локте и прошептала в самое ухо:
— А тебе не покажется странным, если я скажу, что хочу трахаться с тобой до самого утра?
Майкл выдохнул.
— Ты тогда останешься здесь? Не поедешь в Берлин?
Взбесившаяся кровь стучала в ушах, между пальцами перекатывалась твердость сосков, возбуждение вытесняло разумные мысли.
— К черту Берлин…
Глава 14. Туристический маршрут
Аллея пешеходного уровня тянулась широким рукавом. Они молча двигались в настороженных сумерках и за все время Ирт сказал только одну фразу:
— Покажи мне свои Просторы, Чага. Хочу знать, куда ты сбежал.
Не пытался коснуться открытой кожи. Даже смотрел в сторону. Хищным, скользящим по городу взглядом. После того они как вышли от Ларского и спустились в нижнюю часть города на энерголифте, дневная решимость Тима сдувалась, как проколотый шар. Стоит открыть рот, и станет слышен жалкий свист. Ирт двигался впереди, Тим на два шага сзади. Так всегда делал Чага. Прятался за Хозяином, чтобы чувствовать себя в безопасности. Рядом с монстром. А тот даже не оборачивался, знал, что собственность всегда рядом, спешит следом. Но теперь все должно быть не так.
Тим расправил плечи и поднял подбородок. Поясница ныла от напряжения, словно день напролет разгружал «Маленькие радости». Продержаться бы два дня. Целых два дня и без экзоскафандра. Не смотреть на высокую фигуру впереди. Просто любоваться тонущим в сумерках городом. Пальцы скользнули по краю перил тротуара, еще теплых от дневного солнца. Не замедляя шага, он оглядел панораму. В курсантской юности его забавляли ровные, ярко-желтые кукурузины высоток, поднимающиеся из плетений жилого уровня города. Золотые фаллосы маниловской бюрократии. Сотни одинаковых початков, разбросанных по острову, будто нарисованных на серебристо-серой акварели вечера. Не светились, но проступали отчетливо до самой трехсотметровой вершины.
С широкого прогулочного тротуара обзор на желтые высотки бизнес-центров заслоняли жилые дома, магазинчики, ленты водяных каналов, мини — флоотиры, петли и повороты транспортных потоков. Народ прогуливался всюду. Уровнем ниже и справа открывался край парка, освещенный крошечными белыми фонариками, и было видно большую шумную компанию на траве и с арсеналом бутылок.
Люди шли поодиночке и парами. Женщины в струящихся до ступней нарядах или в шортах, обрезанных до изгиба бедер. Мужчины в свободных поло. Девицы в многослойных ассиметричных платьях со сложными геометрическими воротами. Тим соскучился по пестрой толпе крупных городов, где каждый одевался сообразно вкусу, настроению и буйности фантазии.
Раньше он любил такие прогулки, но теперь расслабиться в оживленном потоке людей не получалось. Даже не видя ледяных глаз Ирта, чувствовал, как тот следит за каждым вдохом жизни вокруг, чует ее пульс, впитывает цвет и запах. Думает в привычных ему терминах охоты. А он, в дурацком белом кителе, ходит по самому краю без перил и страховки. Вот только где этот край: внутри собственной души или рядом с Иртом? И откуда будет страшнее падать? Тим должен удержаться, найти в себе силы и отступить в сторону, но его кренило, тянуло к обрыву. К изоморфу. Не решается даже отстать, всего два шага разрыва.