Кроссворд для нелегала

– Руки вверх! – раздвинулись кусты, и Штеренфрид увидел нацеленный ему в голову автомат Шапошникова, который сжимал высокий парень в плащ-накидке. Отто нырком вправо ушел с линии огня, парень начал поливать из автомата залегших «саперов», но его тут же свалил из нагана Колыванов. Теперь выстрелы трещали непрерывно – палили все, кто мог. Много ли было окруживших их людей – разобрать было невозможно.

Дремов бил с двух рук. Люди Штеренфрида падали один за другим, бедняга Смирнов, служивший Дремову полуживым щитом, был изрешечен пулями и остался лежать посреди вытоптанной травы, а сам Дремов мелькал то здесь, то там, стреляя редко, но весьма результативно. Вот затих Колыванов, стрельба со стороны команды Штеренфрида почти прекратилась – видно, в живых остались немногие, и те – раненые. Поймать Дремова на мушку оказалось нелегким делом, он как-то странно раскачивался, отпрыгивал, падал на землю и опять поднимался, и успевал при этом положить пару пуль над головой Штеренфрида. Отто понял – надо спасать свою жизнь, и нырнул в заросли.

Две пули, выпущенные одна за другой, прошли над самым ухом. Вот он – Дремов Андрей Митрофанович. Надо было там, в избе у старухи… Хотя его и там так просто было бы не взять. Отто упал, вжался всем телом в землю. Перекатился на спину, опять вжался. Удобно вытянул назад руку с пистолетом. Подождем…

Ни шагов, ни треска сучьев… И еще две пули – аккурат в нескольких сантиметрах от тела Отто. Грамотно работает русский. Неужели хочет взять живым!? Штеренфрид неслышно откатился назад – и вовремя. Еще две пули легли в траву, в то самое место, где были его ноги. Отто неприцельно выстрелил – туда, где мог находиться смершевец. Мог бы…

Cмершевец молчал. Молчал и Отто.

– Остановись, Дремов! – крикнул из укрытия Отто. – Мать плакать будет… Когда похоронку пришлют!

В ответ ни слов, ни выстрелов.

– Нету матери, – наконец послышалось из березняка. – При бомбежке на прошлой неделе… Выходи с поднятыми руками!

– Слушай, как офицер офицеру! – Штеренфрид завязывал разговор. – На чем нас расколол? Или как у вас говорят – вычислил?

– Интуиция, – раздалось из березняка.

– Ни за что не поверю, Дремов. Ну, похвастайся, – пытался завести смершевца Отто.

Андрей не отзывался. Ни словом, ни выстрелом. Не торопился «продолжать диалог» и Отто.

– Слышь, фашист? – раздался наконец голос Дремова. – Документики вы классно изготовили. Только скрепка в красноармейской книжке у нас из простой проволоки, а вы из нержавеющей сделали. У наших скрепка уже через дней пять ржаветь начинает, а у вас как новенькая.

Штеренфрид зло сплюнул. Поистине всего не предусмотришь!

– Спасибо! Учтем на будущее!

– На том свете учтешь! – услышал Штеренфрид чуть не в трех шагах, и в ту же секунду у самого его уха свистнули две пули.

Смершевец подобрался почти вплотную. Голос совсем рядом, но он, Отто, не видит Дремова.

– С поднятыми руками! Высоко поднятыми! Считаю до двух!

И тут Штеренфрид увидел – зеленое пятно между сосен шевельнулось. При полном безветрии! Это он! Все, конец тебе, Дремов. Три… Три прицельных выстрела! Штеренфрид перекатывается назад, поднимается почти в полный рост и бежит. Бежит, не оглядываясь.

Кажется, он подстрелил Дремова. Нужно бы вернуться, удостовериться… Нет, там могут быть другие смершевцы. Туда дороги больше нет.

Задание провалено – мост стоит, как и стоял. Нескольких возьмут живыми, среди них – Колыванов. Теперь они из него многое «выпотрошат».

До линии фронта бы как-нибудь добраться… Ничего, один он точно доберется.

Позже Штеренфрид узнал, что хитрые телодвижения Дремова называются «маятником». Немцы так и не успели перенять их.

Дремов провалялся в госпитале два месяца. Все три пули фашиста оказались в его теле, и каждая из трех могла бы оказаться смертельной. Но – повезло, жизненно важные органы не задеты. И еще повезло, что старший охраны моста в нарушение устава отправил двух бойцов проверить, что за стрельба случилась рядом с их объектом. Если бы не они, Дремов просто истек бы кровью. Спасли они и группу окружения в составе одного-единственного бойца – Бори Каменского, который, выполняя задание командира, не пошел с ним ночевать в избу с подозрительными «саперами», а разместился по соседству, не спал всю ночь и утречком последовал за «саперами», а по условному сигналу – фразе со словом «карнавал» – храбро и мужественно сыграл массовку. Рана его оказалась легкой, и уже через две недели он опять был готов к строевой службе, но во время лечения у него проснулся поэтический талант, он написал пару стихотворений в госпитальную стенгазету, и его забрали в редколлегию дивизионного «Боевого листка». Оказалось, что журналистика и есть его настоящее призвание, и он вполне успешно довоевал, даже имел боевые награды.