Веселье в загородном доме Маргеладзе вовсю набирало обороты. Играл грузинский ансамбль, пели национальные песни солисты, танцевали изящные кавказские девушки, произносились тосты.
За главным столом рядом с именинником в числе самых уважаемых гостей сидели Грязнов и Виктор Сергеевич.
Грязнов как раз заканчивал тост.
– …Достоин тот народ, который рождает достойных граждан. И я счастлив… нет, я горд, что имею честь дружить с выдающейся личностью наших дней, с блистальным предпринимателем и общественным деятелем господином Маргеладзе! Именно такие люди делают историю, дорогие мои! Низко кланяюсь тебе, мой друг. И пусть знают, слышат все находящиеся здесь – в моем лице ты, Вахтанг Георгиевич, имеешь самого верного, самого надежного друга и сподвижника! Спасибо тебе, родной, за все!
Он троекратно расцеловался с именинником. Растроганный Вахтанг произнес:
– Петр Петрович, ты меня прямо до слез…
– Слезы искренности очищают душу, – ответил тот и поинтересовался: – А что это не видно нашего друга Кузьмы?
– Да, опаздывает, – согласился Виктор Сергеевич. – Нехорошо. Уж не заболел ли, часом?
– Может быть, может быть, – рассмеялся Маргеладзе. – Бывает, что от болезни люди даже умирают.
– Не приведи господи, – перекрестился Грязнов. – Пусть живет себе.
– И я так думаю. – кивнул Вахтанг. – А придет время, все равно отправится к Всевышнему. Все мы не вечны.
– Истину говоришь, друг.
Неожиданно возле входной двери образовалось какое-то движение, было ясно, что прибыл кто-то важный из приглашенных.
Маргеладзе поднялся, готовый выйти навстречу гостю. И увидел входящего в зал Кузьмичева – целого, невредимого, элегантного.
В руках тот держал огромный букет красных роз.
Зал притих. Остановился и именинник.
– Здравствуй, Вахтанг, – произнес Сергей. – Прими мои самые искренние поздравления с твоим славным юбилеем. Счастья тебе и любви.
На круги своя
Днем в глубоком овраге, возле кучи листьев и веток топтался матерый поджарый волк. Он периодически совал морду в эту кучу, выискивая что-то. На деревьях уселись вороны и внимательно следили за хищником.
Неожиданно в глубине кучи произошло какое-то шевеление, волк отпрянул в сторону, оскалил зубы, стал наблюдать.
Из вороха листьев и веток медленно и тяжело выбрался человек – в грязи, в муравьях. Отекшие его глаза встретились со взглядом волка. Некоторое время они наблюдали друг за другом, затем волк лениво отошел за ближайший куст и стал наблюдать за человеком оттуда.
Тот поднялся в полный рост, отряхнул с себя листья, ветки, провел рукой по распухшему лицу. Это был Архипов – двойник Кузьмичева. Некогда элегантный, его костюм с галстуком был грязен и изодран.
Он осторожно, с болью, снял пиджак, освободился от бронежилета, спасшего его от смерти.
Оглянулся на продолжающего наблюдать за ним волка, чему-то усмехнулся, посмотрел на каркающих ворон и неторопливо, прихрамывая, побрел в сторону виднеющегося шоссе.
Архипов стоял на шоссе с поднятой рукой, пытаясь остановить хоть какой-нибудь проносящийся транспорт, наконец рядом с ним притормозил старенький, видавший виды «москвичок». Дверца открылась, и Архипов плюхнулся на заднее сиденье.
Спустя пару часов в центре города он выбрался из «Москвича», рукопожатием поблагодарил худенького шофера-пенсионера, огляделся и побрел по Тверской – мимо толп нарядно одетых людей, мимо сверкающих витрин магазинов и рекламных щитов.
В камине квартиры Николая потрескивали дрова. Отмытый и переодетый в махровый халат Архипов сидел за столиком, на котором стояла закуска и бутылка коньяка, жадно и с удовольствием поедал бутерброды, запивая их чаем.
Сам хозяин расположился напротив, молча и внимательно наблюдал за неожиданным гостем.
Тот вдруг перестал жевать, виновато посмотрел на Николая, улыбнулся:
– Простите… проголодался.
Николай понимающе кивнул, негромко произнес:
– Не стесняйтесь. – Взял бутылку, налил еще. – Выпейте. После всего, что произошло, надо выпить. И даже напиться.
– Да, да, – кивнул Архипов. – Может, даже напьюсь. – Он взял рюмку, посмотрел на собеседника. – Все это странно. Правда? Сколько я там пролежал? И даже не простудился.
– Вам здорово повезло.
– Невероятно повезло. Никогда не думал, что пули имеют такую силу… Я ведь сам… сколько раз по мишеням, но чтобы сам – мишень… Я не могу отделаться от ощущения, что я – мишень. Вы меня понимаете?
– Это надо ощутить.
– Именно – ощутить. Вы верно сказали… – Архипов с ходу опорожнил рюмку, закусил лимоном. – Когда стоишь и в тебя… в тебя строчат… – Глаза его наполнились слезами. – Страшно… – Вдруг взгляд его стал тревожным. – А что дальше? Снова к Кузьмичеву?
– Нет, – спокойно повел головой Николай. – Для него вы мертвы.
– Но я ведь живой.
– Для меня – живой. И больше ни для кого.
– А если узнают?
– Кто? – Николай холодно смотрел на Архипова.
– Тот же Кузьмичев.
– Не узнают. Мы поместим вас в клинику.
– В какую? – испуганно спросил Архипов.
– В хорошую. Вам надо восстановить силы.
– Восстановлю… и что?
– Посмотрим.
– А может, не надо в клинику?
– Почему?
– Я и без того быстро восстановлюсь. Клиника – это всегда несвобода.