Крот 3. Сага о криминале

Сирены милицейских и пожарных машин перекликались между собой, по коридорам туда-обратно бегали озабоченные люди, ржали испуганные лошади, кое-где выбивался огонь пожара.

Вован плакал, растирая слезы по мокрому лицу.

– Но я же не хочу воевать. Не хочу больше стрелять. А меня заставляют… Ну когда это кончится?

Подбежал запыхавшийся и взволнованный работник, сообщил:

– Владимир Иванович, много раненых и убитых лошадей. Что с ними делать?

– Сейчас иду. Сейчас, – ответил директор, перевел взгляд на Важу. – Вахтанг?

– Да, – кивнул тот.

– Уверен?

– Знаю. Не думал, что решится на такое… И я ему этого не прощу.

Во двор въехало несколько джипов, из них быстро выбрались Кузьмичев, Старков, Костя.

Они отыскали Вована в конюшне возле тревожно ржущих лошадей. Сергей подошел к другу, обнял.

– Держись. Мы свое возьмем.

В сторонке стоял Важа и полными горя глазами смотрел на происходящее.

Анонс на телевизионном экране бил жестко, коротко и интригующе. Сначала шло несколько «стреляющих» титров под мощную музыку:

СМОТРИТЕ ЗАВТРА В 20.00 НА НАШЕМ КАНАЛЕ!

САМЫЙ СПЕЦИАЛЬНЫЙ!

САМЫЙ СЕНСАЦИОННЫЙ!

САМЫЙ СКАНДАЛЬНЫЙ!

САМЫЙ ОБЪЕКТИВНЫЙ!

ВЫПУСК ПРОГРАММЫ «РВУЩИЕСЯ К ВЛАСТИ»!

И после титров – фрагменты из самой программы.

Бритоголовые, громящие улицы Сибирска.

Собрание бритоголовых в зале. Выступление перед ними Зуслова.

Затем выступление Жилина по Сибирскому телевидению.

И после этого снова бритоголовые, громящие улицы, витрины магазинов, рынки. Милиция, избивающая бритоголовых. Раненые на асфальте, кровь на асфальте…

НЕ ПРОПУСТИТЕ

СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК ПРОГРАММЫ

«РВУЩИЕСЯ К ВЛАСТИ»!

…Толпа скинов – около тысячи человек – полукругом оцепила здание телекомпании, парни выкрикивали проклятия и брань, пытались прорвать милицейский кордон, бросали камни, размахивали железными прутами.

– По-ка-жись, Кузь-ма! По-ка-жись, Кузь-ма! По-ка-жись, Кузь-ма! – скандировали собравшиеся.

Потом:

– Су-ка! Су-ка! Су-ка!

– У-блю-док! У-блю-док! У-блю-док!

И снова:

– По-ка-жись, Кузь-ма! По-ка-жись, Кузь-ма! По-ка-жись, Кузь-ма!

Раздались призывы милиции, усиленные динамиками, пошли в ход резиновые дубинки.

– Освободить площадь! Освободить площадь! Приказываю – разойтись! Приказываю – разойтись!

И в ответ:

– Су-ки! Су-ки! Су-ки!

– Ви-ват Рос-си-я! Ви-ват Рос-си-я! Ви-ват Росси-я!

Поодаль, метрах в пятистах от главных событий, в черном «БМВ» сидели Зуслов и Гамаюн.

– Распорядись, чтобы начинали отходить, – сказал Алексей Иванович.

– А не рано ли? – усомнился Гамаюн.

– Как бы не было поздно. Мальчики заведутся, потом их не остановишь. Могут быть жертвы. А нам перед съездом это ни к чему.

Гамаюн посигналил кому-то фарами, к ним тут же подкатил автомобиль с тонированными стеклами. Гамаюн приказал высунувшемуся из кабины парню:

– Начинайте отходить.

– Может, еще минут десять?

– Начинайте отходить!

– Есть.

Автомобиль укатил, Гамаюн повернулся к Зуслову:

– А если завтра программа все-таки выйдет в эфир?

Тот помолчал, пожевал тонкими сухими губами, усмехнулся:

– Программа не выйдет. У меня кое-что припасено.

Любаня стояла перед Зусловым, бледная, спокойная, достойная. Смотрела на шефа преданно, внимательно.

– Ты все поняла? – спросил он.

– Да.

– Ты понимаешь, что идешь на смерть?

– Да.

– И понимаешь, во имя чего?

– Да.

– Сформулируй.

– Во имя будущего, во имя России, во имя моего народа.

– Тебе не страшно?

– Нет.

– Ты ни в чем не сомневаешься?

– Нет.

– У тебя есть еще шанс передумать.

– Нет.

Зуслов подошел к ней, обнял, поцеловал в голову.

– Спасибо, моя девочка… Твое имя будет вписано золотыми буквами в историю Отечества.

Отстранил от себя, пристально посмотрел девушке в глаза.

– А меня прости. Я любил тебя.

Она кивнула:

– Я простила.

Алексей Иванович еще раз поцеловал ее, встал перед нею на колени, прикоснулся губами к чуть выступающему животу.

– Я благословляю тебя.

Любаня вышла из кабинета Зуслова, увидела Леху, поджидающего ее. Остановилась, просветленно и легко улыбнулась ему.

– Ты прямо как хвостик за мной…

– Чего он от тебя хотел? – спросил тот.

– Я уезжаю, – сказала девушка.

– Куда?

– В командировку.

– Куда?

Она провела ладонью по его лицу.

– Дурачок… Ты же знаешь, что я не скажу. Нельзя говорить.

– Но мне можно?

– Тебе тем более нельзя.

– Почему?

– Потому… – Любаня помолчала, снова провела рукой по лицу Лехи. – Знаешь, что я вдруг поняла? Поняла, что люблю тебя.

Он рывком обнял ее, прижал к себе. И так они стояли какое-то время, не шевелясь. Потом Леха отпустил девушку, отвел в коридор, усадил на диванчик.

– Куда он тебя отсылает?

– Далеко, – тихо произнесла она.

– Надолго?

– Думаю, надолго… – Любаня помолчала, добавила: – Очень надолго.

Леха крепко взял ее за плечи, встряхнул:

– Что он задумал?

Она посмотрела на него, легко улыбнулась:

– Все хорошо.

– Ты видела по телевизору?

– Видела. И все равно я верю Алексею Ивановичу.

– Что он задумал? – почти выкрикнул Леха.

Девушка отцепила его руки от своих плечей, вздохнула: