Крот Камня

Самые большие тоннели пролегали глубже всех и были наиболее неприятными: в них текли сточные воды, ощущалось присутствие двуногих и даже воздух был заразным.

В начале путешествия вся четверка переболела неизвестно чем. Аппетит пропал, из носов текло, глаза слезились, желудки расстроились, голова кружилась. Спиндл и Старлинг страдали больше других, Триффан какое-то время чувствовал себя плохо, но не слишком, а Мэйуид, который избежал и лихорадки, и насморка, порезал лапу, и рана нагноилась. Старлинг очистила ее, выкусав зубами гной, — жестокий метод лечения, но он помог. После этого случая кроты старались не пораниться и были всегда очень осторожны.

Поначалу в этих более крупных, чем все виденные ими до того, тоннелях (грязевиках, как они их называли) было очень трудно передвигаться, потому что гул в них по своему характеру очень отличался от того, к чему они привыкли в земляных или меловых ходах. Здесь гудело эхо, раздавался шум падающей воды, звяканье металла о камень, далекое уханье ревущих сов и даже отзвуки криков двуногих. Сильные потоки воздуха тоже приводили кротов в замешательство. В особенно крупных ходах эти потоки оказывались необыкновенно мощными. Такого кроты не испытывали никогда: ветер отбрасывал их назад, почти срывал шубки со спин, им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Свет был холодный и переменчивый; в подобных местах всегда сыро и свет в основном отраженный. Его источники располагались высоко над головами кротов, он проникал в ходы сквозь отверстия, выходившие наружу, или в другие, боковые ходы.

Самое странное — ночью свет не исчезал, но менялся, часто даже становясь ярче. Он лился из других мест, так что днем ходы выглядели иначе, чем ночью. Мэйуид тщательно исследовал все эти явления, он советовал не шуметь в странных ходах, сначала ощупать стены, до которых кроты могли дотянуться лапами, рыльцами и выпрямленными хвостами, потом понюхать воздух, прислушаться к звукам, раздающимся впереди, и только потом начинать пересекать большие залы, стены которых, казалось, растворялись во мраке. И хотя поначалу кротам было трудно, Мэйуид заставил их научиться использовать при движении направление ветра. Кроме того, Мэйуид из осторожности научил их запоминать путь, чтобы, если придется отступать, они могли найти дорогу обратно.

Кроты живут главным образом на одном месте, и потому их собственные тропинки и ходы сами собой удерживаются в памяти, тем более если они прорыли их сами. Замечательное искусство Мэйуида заключалось в том, что он научился обследовать новые ходы, устанавливать связь между отдельными частями системы ходов и определять, как пройти из одной в другую, не потеряв ориентировки.

В течение всего лета кроты медленно приобретали сноровку, обучая друг друга, находя более привычные для себя места, поля и деревья, откуда отправлялись в ходы Вена, и учились жить в них.

Еды было полно, хотя червяки здесь были тощими, красными и почти безвкусными. Однако их было очень много, а иногда удавалось даже найти клубок жирных пескожилов; когда же лето набрало силу, временами один-два старых жука разнообразили рацион. Однако, чтобы отыскать пищу, кротам приходилось переворачивать странные предметы, которые они обнаруживали в ходах, предметы, которым Спиндл давал названия, почерпнутые им из одного средневекового текста. Давным-давно Спиндл имел счастье слышать, как Брейвис рассказывал об этом тексте, называвшемся «Запретный Путь». Он был написан кротом, путешествовавшим неподалеку от Альбана — древней, давно заброшенной системы — и двигавшимся дорогами двуногих.

Этот крот описал предметы, которые никто из кротов не видел и которые они потом находили только на вспаханных полях и у дороги ревущих сов: куски дерева с ровными краями и прямыми углами; осколки того, что в древнем тексте называлось «стеклом», острые и опасные, ими Мэйуид однажды порезался. Из стекла были изготовлены и круглые, обычно большие по размеру, чем сами кроты, предметы с дыркой на одной стороне. Внутри накапливалась земля, иногда кроты видели там и червяков, но достать их не могли. Попадался также мягкий материал различных цветов, обычно влажный и вонючий, имевший самые разные формы, валявшийся повсюду. Спиндл называл его «тряп». Иногда на нем блестели небольшие круглые предметы.

Попадалось много металла, твердого, острого, часто ржавого, который время от времени встречается на пути любого крота, но никогда они не видели такого твердого и блестящего, как тот, что попадался им в Вене. Самыми странными и совершенно незнакомыми были предметы из материала, который кроты называли «тонкая кора». Он был почти такой же тонкий, как кора березы, обычно белого или черного цвета и не пропускал воду.

Старлинг убедилась в этом, когда такой предмет раскачивался над ее головой. Старлинг ударила по нему когтями, оттуда хлынула вода и чуть не утопила ее. «Тонкая кора» стала означать для кротов все гладкое, что удерживало воду и не имело никакого запаха, кроме того, какой издавали вещества внутри.