– Так я из-за этого тут? – изобразил догадку Антон. – Вот уж не знал, что ты до такой степени обидчивый и мелколживый. Ты же не так давно уверял меня, что ничего личного, что все забыто. Врал, что ли? А, Марк?
– Опять скажу, – расхохотался бритоголовый, – ничего личного. А врать мне положено. Мне за это «бабло» платят. И не хилое «бабло». За такие суммы я не только врать, я на одной ножке скакать буду. Тут, Антоха, дело посерьезнее, большие претензии к тебе есть.
– А мы их не урегулировали? Кажется, на «стрелку» мы ездили, разбирались. Слепень нас помирил и развел. Ты, никак, ослушался его? Храбрый ты, Марк.
– Ой, я уже штаны намочил, – снова заржал Марк и оглянулся на своих помощников. Шлепок, который стоял за его спиной и ковырял в носу, послушно и с готовностью захихикал. Парни у стены скупо улыбнулись и переглянулись. – А если мне Слепень приказал тебя упаковать и побазарить кое о чем? Тогда что ты запоешь?
– Я не певец, у меня и слуха-то нет, – попытался пожать плечами Антон. – Рыло кому-нибудь начистить – это пожалуйста. Развяжи, и я тебе докажу, что умею лучше всего.
– А вот хренушки тебе по всей морде, – вдруг стал серьезным Марк и поднялся во весь рост. – Сначала ты ответишь на вопросы, а потом решим, что с тобой делать. То ли так тебя в бетон закатать, то ли гантели в штаны тебе засунуть – и в реку.
Интересная информация. Значит, рядом есть река? И почему гантели, а не, скажем, кирпич? Рядом спортзал, тренажерный зал? Да, это ничего не дает, потому что таких мест может быть тысячи.
– Итак, Антоха. Вопрос первый и самый важный: ты из «уголовки» к нам заслан? Ответишь честно, и все закончится легко и быстро. Не ответишь, и в твоей жизни начнутся самые тяжелые минуты. А может, и часы. Это смотря, насколько у тебя здоровья хватит.
– Ты больной? – огрызнулся Антон. – Твои пацаны видели, как я в ломбард лазил. Кстати, по твоей же наводке.
– Большое дело, – скривился бритоголовый. – Лазил, вылазил. «Ночники» прилетели как раз в тот момент, когда ты успел ноги унести. Очень похоже, что они не торопились, а давали тебе время смыться.
– Слышь, Марк. – Антон придал своему голосу максимум стали и злости. – Ты человек понятий, ты понимаешь, что за базар придется отвечать. Такие обвинения просто так не бросают, ты фактуру давай, а не порожняк гони!
– Перебьешся, – спокойно ответил бритоголовый. – Под своего косишь? Ты, сука, на вопрос отвечай, а мне на тебя… даже стараться не буду. – Он вдруг с огромным наслаждением ударил Антона носком ботинка в бедро.
Антон в последний момент успел чуть отстраниться, смягчая удар, но боль все равно была страшной. Бритоголовый знал, как и куда бить.
– Ты полицай или не полицай?
Новый удар под ребра не совсем достиг цели, потому что спасла рука, частично принявшая на себя всю силу пинка. Антон изогнулся, но сдержал стон. Онемелость уже значительно прошла во всех мышцах, и теперь он сумел оттолкнуться спиной от пола и двумя ногами ударить Марка в колени.
Реакции у бритоголового оказалось достаточно, чтобы увернуться, а может, к Антону еще не вернулись силы. Двое подручных, торчавших у стены, метнулись к нему, и он оказался прижатым к полу сильными руками. Сгоряча ему захотелось плюнуть или цапнуть Марка, который был ближе всех к его голове, зубами за руку. Но это было бы совсем недостойно.
Марк навалился коленом Антону на грудь, вдавливая диафрагму в позвоночник. Кулак взлетел и врезался в подбородок. Убрать голову было некуда, и Антон сильно ударился затылком об пол. Рот мгновенно наполнился кровью, а Марк бил снова и снова. Голова Антона моталась, но он старательно держал ее прижатой к полу, чтобы не разбить себе еще и затылок. Удар, удар, удар. Кожу на подбородке саднило, в голове звенело, зрение сбилось, и теперь перед глазами все двоилось. Потом Марк неожиданно убрал колено и всем своим весом нанес удар в солнечное сплетение. Антон изогнулся и стал хватать ртом воздух.
– Дошло, сука, чего от тебя хотят? – заорал откуда-то сверху Марк. – Кто тебя прислал, кто прислал, кто прислал?
С каждым вопросом нога врезалась Антону в бок, и только один раз он смог смягчить удар. От боли, от волны бешенства, которая исходила от Марка, Антон стал сам переполняться ненавистью. Если бы бандит бил его лениво, равнодушно, от нечего делать, то неизвестно, что бы из этого получилось, но ненависть передалась, ударила как молния. Внутри у Антона всколыхнулось все: от страшной и нелепой смерти матери, от гибели ее убийцы до сегодняшнего дня. Через все его операции, через все лица полицейских, кто подло, гнусно презрел свой долг, присягу, кто сам стал бандитом.