«Крот» в генеральских лампасах

Полдня он не находил себе места от предчувствия, что с ним должно произойти что-то ужасное, потом — от тоски по прошлому и от жалости к себе. Не выдержав состояния крайнего беспокойства и тревоги, он сел в машину и в попытке уйти от черных мыслей укатил на дачу. Но и там беспрестанный страх продолжал изводить Полякова в течение всех последующих дней. Каждое утро он просыпался с одной мыслью, что именно в этот день его, наверно, арестуют. Понимая, что проводить изо дня в день время в ожидании ареста просто невыносимо, он решил вернуться в Москву. В тот же день, вечером, ему позвонил генерал Хоменко и сообщил, что 7 июля в Военно-дипломатической академии состоится встреча с ветеранами ГРУ. А на другой день в его квартире опять раздался телефонный звонок.

— Приветствую тебя, Дмитрий Федорович! — раздалось на другом конце трубки.

Поляков сразу узнал начальника академии генерал-полковника Мещерякова.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! — радостно воскликнул Поляков.

— А ты почему не на даче в такое прекрасное время года?

— Да я только вчера приехал оттуда. Хоменко сообщил мне, что 7 июля, в понедельник, состоится встреча с ветеранами разведки. Вот я «прискакал» в надежде на то, что, быть может, и меня пригласят на нее.

— Вот поэтому я и звоню, чтобы пригласить тебя на эту встречу, — подхватил начальник академии. Она действительно состоится 7 июля в пять часов вечера. Мы предлагаем тебе как самому опытному ветерану в делах разведки в «поле» выступить на этом вечере.

— Спасибо за доверие, товарищ генерал-полковник. А о чем я должен там говорить? — поинтересовался Поляков.

— Об укреплении славных боевых традиций в военной разведке. Подъезжай-ка на полчасика пораньше, чтобы мы могли с тобой все скорректировать…

— О’кей! Я обязательно приеду.

— Тогда до встречи в понедельник…

После этого телефонного звонка Поляков впервые почувствовал, как невидимый пресс, давивший на него в последние два месяца, свалился с души и плеч.

А тем временем в КГБ СССР оперативная группа уточняла последние детали планируемой операции по захвату уникального шпиона — генерала с двадцатипятилетним стажем предательской деятельности. Решено было взять его так, чтобы скрыть арест от американских разведчиков, которые постоянно оберегали его и держали под своим визуальным присмотром. Чтобы все было тихо и незаметно для посторонних, на КПП академии за час до начала встречи дежурных подменили сотрудниками группы захвата. Как только Поляков в генеральской форме и при всех своих регалиях вошел в помещение КПП и показал приглашение, он, миновав «дежурного», оказался в окружении крепких молодых мужчин в гражданской одежде, о профессии которых догадаться было не трудно. Они смотрели на него с нескрываемым презрением.

— Что это все значит? — возмутился Поляков.

— Просим вас, Дмитрий Федорович, пройти с нами в комнату дежурного, — вежливо ответили ему.

Сердце генерала учащенно забилось. «Все, это конец! — пронеслось в его голове. — Лучше бы не приезжал я с дачи!»

Когда все вошли в комнату дежурного по КПП, старший оперативной группы объявил о том, что Поляков подозревается в государственном преступлении.

Слова «государственное преступление» подействовали на него, как удар в солнечное сплетение. Голова закружилась, руки и ноги ослабли так, что он перестал их чувствовать. Казалось, что он вот- вот потеряет сознание, и в этот момент голос старшего группы вернул его к реальности:

— Раздевайтесь, пожалуйста, гражданин Поляков.

— Я еще раз спрашиваю: что все это значит?

— Сейчас мы доставим вас в Лефортово, и там вам все объяснят. Вопросы еще есть к нам?

— Да, — еле слышно ответил Поляков: чувствовалось, что ему было трудно говорить. — Нельзя ли мне позвонить жене и сообщить ей об аресте?

— Нет! — категорическим тоном отозвался представитель Комитета госбезопасности.

Глава седьмая ПРОТОКОЛЫ ДУХАНИНА

Я не думаю, чтобы хоть один русский перешел на сторону противника по идеологическим соображениям…

Ричард Хелмс, директор ЦРУ в 1966–1973 гг.