Кротовский, вы сдурели (СИ)

Да, Ева поработала над своими магическими каналами. До четвертого уровня ей не хватило совсем немного. Но на одном целительстве, видимо, не смогла преодолеть уровневый барьер.

Ее каналы будто разделены на две независимые системы. По одной циркулирует сила смерти, по другой — сила жизни. По наитию вывожу пальцем рисунок нового канала, соединящий обе системы воедино. И… у меня получилось. Будто что-то уравновесилось. Будто произошло смешение двух систем.

— Поздравляю тебя, Ева, теперь ты мастер ядов и лекарств четвертого уровня. До семерки нам еще далеко. Но Гадюкинское проклятие три-семь ты точно преодолела.

— Кротовский, гад ползучий… я в тебя верила… знала, что ты сможешь, — она сбросила с себя плащ, соскользнула со стола, неуловимо по-змеиному приблизила лицо и поцеловала меня в губы.

Одевалась она очень неторопливо, позволяя мне любоваться гибким совершенным телом… при этом она полностью вернула деловой настрой. Такая уж у нее натура… змеиная, если можно подразнить, то почему бы не подразнить…

— Ева, насколько мне известно, у бедняков есть свой представитель в совете, — перехожу к делу, ибо вижу, она собрана и вполне готова к деловому разговору. Ты знаешь, кто их представляет в совете?

— Знаю, Кротовский.

— И?

— Там не один человек. В городе четыре нищих района. От каждого района по два избирателя.

— О как. То есть у них аж восемь депутатов. И я так понимаю, они тоже сейчас в этой толпе?

— А вот тут не угадал. Все эти депутаты вовсе не нищие. Он купили голоса избирателей на деньги англичан.

— Понятно. Получили места за подачки…

— За мелкие подачки, Кротовский. Но больше их не изберут.

— Верю. Ну а как ты вообще видишь все это движение? Под какими лозунгами ты хочешь их объединить?

— Кротовский, тут важны не столько сами лозунги, сколько то, что за этими лозунгами понимается.

— Не понял.

— Я сама этого раньше не понимала.

— Ага. Помню. У тебя было озарение.

— Точно. Беднякам важно показать, что ты хочешь бороться за их права. Что хочешь улучшить их жизнь. Понимаешь? Борьба за чистоту в городе тоже сойдет. Они, конечно, поймут это по-своему. Они будут думать, что жить в чистоте, значит жить как богачи, за которыми убирает прислуга.

— Интересная мысль. Они мечтают стать богачами?

— Разумеется. Жизнь в чистоте по их мнению, не означает, что им нужно за собой убирать. Жизнь в чистоте означает, что за ними убирать будут другие.

— Мудрено… но ведь так никогда не будет… либо у них появится определенная культура чистоты, либо они останутся на уровне срущих под себя свиней.

— Вот. Именно. Ты правильно сказал, культура. Но если ты выглянешь в окно, увидишь, что эти славные люди уже засрали всю площадь… и при этом они митингуют за чистоту…

— Ну хорошо. Мы поднимем этих людей под лозунгами, которые они понимают как-то очень по-своему.

— Да. Назовем это движением рос, — предлагает Ева.

— Рос? Это от слова Россия?

— Нет. Рос, роса, росы. Чистейшая влага, выпадающая утром на траву, называется роса. Россия как-бы не причем.

— Ага, понял. Значит, партия РОС. Так будет она называться. А Россия как-бы не причем. Отлично придумано.

— Еще бы не отлично, — согласилась Ева, — Мне прямо как откровение пришло… проводи меня. Пора идти. Пока мои соратники по партии меня не потеряли…

Глава 12

Уже на обратном пути к выходу спохватился.

— Ева, что ты скажешь своим «соратникам по партии»?

— Скажу, что ты отличный парень.

— Я серьезно.

— Так и я серьезно. Скажу, что ты очень хочешь улучшить жизнь простого народа. Но другие правители и фабриканты вяжут тебя по рукам и ногам.

— Ох. Ева, ты хочешь поднять мятеж?

— Мятеж — это идеально. Враз поменяем власть и сделаем тебя не выборным, а полноправным правителем.

— Погоди. Давай, не будем гнать коней. Поверь, мятежи очень плохо заканчиваются для тех, кто их устраивает.

— Но у нас все получится. Я уверена.

— Даже если получится. В сорока километрах отсюда стоит английский пехотный полк. Англичане город без боя не отдадут.

— Значит, мы будем сражаться.

— Нет уж. Не хочу доводить до кровавой бойни. Ева, не вздумай делать что-то, не согласовав со мной. Обещай мне.

— Черт с тобой, Кротовский. Я обещаю. Сделаю, как ты скажешь.

— Вот то-то. Завтра утром придут грузовики. Я выделю один под нужды самых бедных районов. Сама заберешь.

— Как скажешь.

— И еще. Я уверен. Не все бедняки такие полоумные, как собравшиеся здесь. Должны быть здравые вменяемые люди.

— Вменяемые люди на площадь митинговать не ходят, — возражает Ева.

— Знаю. Но опираться мы будем именно на здравых людей.

— А что делать с этой шантрапой?

— Шантрапа пусть митингует… только не здесь…

— А где?

— Они там что-то кричали про кожевенную фабрику.

— Есть такая фабрика. Как раз в их районе. Вонь там несусветная. Травит всю окрестность.

— Вот! Пусть митингуют возле фабрики… пусть требуют сократить выбросы или вовсе перенести фабрику за город.

— Поняла.

— И еще. Тот доктор с бородкой… он тоже полоумный?

— Нет что ты. Очень рассудительный человек. Только идеалист.

— Ага. Отправь его ко мне. Хочу с ним поговорить.

— Слушаюсь, Кротовский. Отправлю.