Кровь

Краем глаза я отметил, что он лишь споткнулся и упал, но тут же начал подниматься на ноги. В голове мелькнула мысль, что, оставив его в живых, я обрекаю на смерть себя. А потому: либо сейчас, либо никогда! Я с сожалением посмотрел на дверь, ведущую к свету, и, бросившись к своему преследователю, стал бить ногой по его шипящей морде, пока она еще не оторвалась далеко от пола. Он отлетел на пару метров и взвыл леденящим душу воплем. Драка в дальнем конце зала прекратилась. Я понял, что моя магия кончилась. Однако два обезглавленных трупа, еле видимых при свете тусклых, электрических ламп, со всей этой заварухи я поимел.

Все начиналось сначала. Жаждавшие моей крови существа снова шипели в моем направлении, но теперь у меня за спиной была дверь на свободу. Поэтому в действиях нападавших сквозило недоумение, им было неясно, отчего это я не убегаю. А мне вдруг захотелось поговорить.

— Евдокимов, — наглым голосом заговорил я, — скажите, первые люди, о которых вы мне рассказывали, — это вы и вам подобные, то есть вампиры?

— Щщщенок, — прошипел он в ответ, — шшшто ты понимаешшшь в мировых-ххх проблемах-ххх! Ххххх! Мы первые и останемся таковыми навсегда. Сссс!!!

— Да, но сказано ведь, что последние станут первыми, а значит, и первые будут последними.

— Крррови! Хххх! Щщщенок!!!

Почувствовав, что газом пахнет уже довольно сильно, в то же мгновенье, когда Евдокимов кинулся на меня, приняв образ огромной летучей мыши, я крикнул «КXXХУМ!!!», прыгнул в открывшуюся дверь, чиркнул зажигалкой и захлопнул двери ада. Вместе с ударом в дверь догонявшего меня Евдокимова раздался глухой взрыв. Мимо меня, благополучно стоявшего за углом каменной стены, пронеслась дверь с распластанным на ней главным вампиром. Подождав несколько секунд, я заглянул в камеру хранения вампиров и с удовольствием оглядел их трупы.

«Хм! Тоже мне — осиновый кол! Здесь до всего своим умом доходишь». Ожоги, может, и пустяки для вампиров, а вот давление, созданное взрывом в закрытом помещении, кого хочешь выведет из себя. Вот и у этих глаза и языки оказались снаружи. Меня удивило отсутствие собственных ощущений, когда я смотрел на исковерканные тела. Я понял, что смотрю на вещи по-новому, как хирург, когда он делает особенно кровавую операцию. Только девушку, лежащую на столе, мне было искренне жаль. Но и до взрыва я вряд ли мог ей помочь.

Я подошел к Евдокимову. Тот застонал. Вот же живучий черт. Пришлось снова швырять в него заклятие камня, и на этот раз оно сработало, благо, объект не был в состоянии защищаться.

— Господи, что случилось? — раздался позади меня женский голос.

Я обернулся. Передо мной стояла Анжела, а сверху по лестнице топали еще чьи-то ноги.

— Полагаю, несчастный случай, — безразлично ответил я, дождавшись, пока ноги притопают к нам.

Она недоверчиво посмотрела на меня. Над Евдокимовым склонился Вадим, а Коля направил на меня свою пушку и молча ждал.

Вадим поднялся с колен, поглядел на меня тяжелым взглядом и сказал:

— Пристрелить бы тебя, козла, да смысла нет.

— А я бы пристрелил, — плотоядно заспорил Коля.

— Ну пристрели, — отмахнулся тот, — что толку-то?

— Вы что, мальчики? — вступилась за меня Кармен, — он же Кольскому нужен. А это деньги!

Есть женщины, способные ради мужчины, хоть на край света ползком ползти, а есть такие, что ради денег туда же. И то, и другое мне сейчас было на руку.

Телохранители посмотрели на нее, потом друг на друга и кивнули. Что ж, и мне меньше забот, пока меньше.

Только сейчас я понял, насколько устал. По-настоящему хотелось спать. Но под боком был пистолет, и я уже шел вверх по лестнице. Снова на руках наручники, снова черный джип, снова по бокам Вадим и Коля, только впереди вместо Гриши Анжела.

А вот телефон уже не звонит, и Евдокимов уже не прикажет вести меня назад и не предупредит охрану о том, насколько я опасен. Поэтому, когда водитель останавливается на обочине, Вадим долго пытается выяснить у него, чего он, собственно, встал. Но даже матерщина не помогает. Кончается это тем, что мужика просто вышвыривают из машины, а рядом со мной места становится больше, поскольку на педали теперь давит Коля.

Часы на панели водителя показывают половину двенадцатого, и я понимаю, что еще вчера в это время я спокойненько сидел у себя в кресле и читал Костино письмо. А сегодня меня не узнать, я стал другим человеком. И дело, конечно, не в том, что я знаю магические заклинания, это лишь верхушка айсберга. Я начал чувствовать что-то настоящее, истинное в себе и вокруг.

Прошлая моя жизнь была только потугами на что-то настоящее. Может быть, я даже искал его, но не находил, потому что не нужно было его искать, а нужно было просто быть настоящим. Я вспомнил Ветра Небес, который в отдельные минуты своей жизни говорил «Будь!», и оно случалось. Вот она высшая вера, высшая правда жизни без сомнений и искажений. Вот только применить эту формулу в жизни бывает, ох, как трудно. Ведь сказать «Будь!» можно лишь тогда, когда можно его сказать.