Кровь

Ноги подкосились, руки сорвались с опоры, горло будто сдавили петлёй, страх смерти, подавил всю решимость. Быстро заваливаясь, мир начал темнеть, как вдруг, в спину врезалась пара дрожащих, подгибающихся рук. С запозданием в секунду, в поясницу упёрлось костлявое плечо. Вспышка, и тьма отступила, воздух ворвался в глотку, сердце наполнила неведомая сила. Разгибая скрюченные пальцы, переполняемый уверенностью, Миллер заглянул через плечо.

– Почувствовал!? – скорее скалясь чем улыбаясь. – В этот раз было слабее. – ликуя.

– Ещё пару раз и мы…

Новый разряд и опора рухнула, но он в ней уже не нуждался. Превозмогая ослабевший разряд безмерной решимостью, калека лишь усмехнулся, поднимая взгляд, готовясь закричать новое оскорбление. Внезапно, крупные руки схватили его за грудки и, вздёрнув, забросили на нары. Блондин вяло задёргался. Тяжёлый удар в голову, ещё один, и третий под дых, остановили сопротивление. Металлический щелчок примагниченного браслета. Положив руку ему на грудь, навалившись всем весом, скалясь словно хищник над буйным сородичем, Валлон смотрел в глаза пленника.

– Хочу, чтобы ты знал. Когда пришли к твоему отцу, требовать компенсацию за его махинации с бюджетом, он сам предложил искупить вину. И вот, ты здесь.

Задыхающийся от удара, Миллер захрипел, пытаясь что-то сказать. Его глаза широко раскрылись, взгляд забегал из стороны в сторону. Напрягшись, шея вдавила затылок в стену. Резко отвернув голову в сторону, ощерившись, он рванулся вперёд. Хлёсткий удар наотмашь и ослабевший, калека отлетел в сторону, больше не сдвинувшись с места.

Гулко хрипя от боли, отпнув вцепившуюся в голень руку Вана, убийца поспешно отступил в сторону и, рухнув в кресло, взял с небольшой полки тонкий шприц. Пара жгучих уколов в районе раны, и откинувшись на спинку, он замер, ожидая отступление пульсирующей боли.

Не в силах поднять головы от холодного пола, Ван задыхался. Грудные мышцы работали на полную мощность, втягивая воздух сквозь не разжимающиеся зубы. С бессильной злобой проскрежетав ногтями по истёртому ногами, пластиковому покрытию, он ударил себя кулаком в грудь, слепо надеясь, что сможет починить неработающие лёгкие и засбоивший мотор. Шанс на успех ускользал с каждой секундой. Как бы не хотелось признавать, последний план провалился, загоняя заговорщиков ещё ниже, чем те были прежде.

– Зачем ты это делаешь? – выдыхая то немногое, что удалось втянуть. – Мы вправе знать, за что умираем! – выглядывая из-за стола. – Деньги, твой садизм, божья воля…? – опустив голову, переводя дыхание, решаясь сказать самое страшно. – Мы все здесь на убой. Дак почему ты просто нас не пристрелишь. – резко подняв голову. – Отвечай, чёрт тебя подери!

Валлон ухмыльнулся, как ухмыляются дети, затаившие безвинный секрет.

– Здесь я задаю вопросы. И следующий, адресован тебе. Встань.

Не из подчинения, но из нежелания лежать под ногами врага, Ван уцепился за стол и, подтянув трясущиеся конечности, попытался подняться. Не с первой и не со второй попытки, но всё же ему удалось устоять.

– Ответь мне. Какого цвета отчаянье? – всей мимикой изображая, будто наносит последний удар, в то время как в глазах блестели слёзы. – Цвета крови, что вытекает из тела. Железа, что отделяет от мира. Белое, как стены хосписа. Или мутно зелёного стекла, залитого дурно пахнущей жидкостью.

Пошатнувшись, кролик попятился, продолжая цепляться за края стола, а затем, заваливаясь рухнул на ступени нар. Голова опустилась на грудь, дыхание с шумом вырывалось из открытого рта.

– Отчаянье? Никогда не видел. Но тебе покажу! – и с хриплым рычанием бросился вперёд.

Шаг, в глазах поплыло, потемнело, а внутри что-то болезненно сжалось, безмерная слабость потянула к земле. Ещё шаг, сокративший расстояние до того, при котором можно попытаться прыгать. С решимостью всего инстинкта самосохранения, отбросив изначальный план отобрать пульт, нацелился на рану, желая убить истязателя… Мгновенье, перед решающим толчком, и разряд тока стянул мышцы. Красное марево, сдавленный крик за спиной, удар головой об пол.

Ван не почувствовал как его подняли и забросили на дощатый настил с постеленными поверх, искусственными шкурами. Не заметил, как наложили жгут и обработали кожу. Не испытал боли когда игла пронзила вену. Только когда чужие руки закончили подготовку, он явственно разглядел запястье со светлым браслетом. Оно отдалялось, вместе с владельцем. Гримаса глубочайшего отчаянья исказила болезненно белое лицо. С хрипом и бульканьем, изо рта донёсся сдавленный стон, переходящий в вой. Пара вялых, безуспешных попыток высвободить руки, вызвали приступ паники. Боль резала мышцы, сжимала голову, терзала внутренности. Ослеплённые ужасом, рванувшись вперёд, Ван согнул проколотую руку, пробивая иглой вену насквозь, стараясь вогнать её в плотные ткани, в попытках остановить убегающую из тела жизнь.