Заночевали там же. Солнце окунулось за горизонт и вспыхнуло алым перед ночными сумерками. Кругом затихло, улеглись ветра. Степь выпрямилась и редко когда в траве рыскал хищный зверь. Далеко на северо-востоке громоздились горы с заснеженными шапками.
— Развяжи меня, — попросила пророчица лёжа у костра. Лицо её так и подрагивало пляшущими тенями.
— Ты всё слышала, — отрезал я проходя мимо.
Она всё так же лёжа проследила за моими ботинками. Краем глаза я продолжал следить за ней, хоть выход из пещеры охраняли Бфуд и Око.
Руки хорошо связаны. Но если это воплощение — оно может вытворить любой трюк. На всякий случай я вернулся к пророчице и опустился перед ней на колени.
Она улыбнулась. А когда я достал из напоясной сумки другую верёвку, только внимательно следила как я перехватываю ей ноги.
— Я никуда не убегу.
Я молчал.
— Обещаю.
Откинулся назад и упёрся спиной в гранёную стенку пещеры и следил за костром. Поели разделанной и натёртой травами дичи. С собой у меня был флакон гуравого масла. Им тоже капнули для вкуса. Теперь по пещере ещё витал его тягучий запах.
— У тебя очень необычные глаза.
— Я гипнотизёр, знаешь, что это значит?
Она помолчала.
— Да. — Снова пауза. — Но меня нельзя заставлять, я священна.
— Знаю, предупредили.
— Хотя заставлять вообще никого нельзя.
Я одарил её долгим взглядом.
— Даже нужно, если боится или трусит.
— Лучше убедить верным советом.
— Лучше совета помогает хорошая затрещина.
— Принуждение не всегда поможет тебе.
— А давай я лучше тебе расскажу, что знаю.
Она кивнула. Тогда я завёл ровным голосом. Смотря через костёр прямо в глаза «пророчице».
— Гнездовье давно гибнет. Это началось семь лет назад, когда к нам со стороны леса пришёл чёрный лев. Лев был проклят или же в него вселилось крайне скверное воплощение, а может он сам им был — как бы там ни было — льва забрали наши целители и попытались вылечить. Но время шло, а ему лучше не становилось. Ещё в первый день лев стонал, что жизнь окончена и он не видит смысла жить дальше. Что раны его кровоточат, а глаза застилает тьма. Льва все утешали, лелеяли. Приносили понюхать кусочки облаков и травы с поля. Давали самой чистой воды. Подставляли морду солнцу. Но чёрный лев ничему не радовался и только стонал и стонал, а то и молчал часами. Целители печалились, но мы их утешили, сказали, что раз льву не поможешь — зато похороним славно.
А лев не умирал. Хотя ему и плохо было, хуже всех. И целители принялись чахнуть на глазах. Им тоже становилось плохо. Сначала они решили, что раз не могут вылечить льва — то и сами плохие целители. Потом погрустнели, затосковали. И начали ворчать, что жизнь у них не удалась, да и дальше ничего хорошего не предвидится.
Пророчица меня слушала с виду почтительно и ни разу не перебила. Все остальные кроме дозорных крепко спали, на мир-Ардан опустилась звёздная ночь.
Я продолжал:
— После целителей смутно и мерзко сделалось их семьям. Каждому что-то не ладилось, сам он не таким был. Никто их «не любит, не ценит». А лев себе лежит, подвывает со всеми на пару. Они ему: «Плохо то как». А он им: «Хуже не бывает».
И так целый год тянулось. Пока один из дружинных не взял топор и не отрубил льву голову. Тот в последний момент вздыбился, глаза засияли. Лев хотел удрать, но его остановил один точный удар. Второй добил.
А потом всё его тело смолой растеклось по полу и забилось в щели. Это оказалось одно из воплощений
Но когда поняли что к чему — было уже поздно. Гнездовье заразилось.
Мы переехали, решив, что на новом месте избавимся от уныния, но и это не помогло. Не помогли праздники, месяцы покоя, утешения. Те, кто ещё держался, пытались вытащить остальных. А последние как будто и не хотели. Кто-то перестал подыматься с кровати, кто-то занавесил навсегда окна.
Однако воплощение не успело подчинить себе всех. Оно не высосало досуха Гнездовье. И мы не знали, умерло ли оно тогда, или осталось живо. И если так, не захочет ли вернуться. А если и умерло — вдруг в мире есть ещё такие воплотившиеся сущности. В Ардане ничто не проходит бесследно, ни одна зависть, ни одна дурная мысль.
— Ни одна любовь, — вдруг сказал она.
— Ничто, — вкрадчиво сказал я.
В костре треснула ветка и на секунду стало похоже, что пещера ожила. Заплясали тени по гранёным стенам, зашуршал пролетая мимо мягкий ночной ветер. С боку на бок перевернулся Око. Всхрапнул заложив руку под голову Ксам.
Она подобралась коснувшись руками пола и села точь-в-точь как я. Только упереться спиной ей было некуда. И вдруг пророчица поднялась осторожно балансируя, чтобы не салиться из-за связанных ног. Под моим тяжёлым взглядом она семеня обошла костёр и соскользнула по стене рядом.
— Знаешь, — произнесла она как будто не хотела разбудить спящих, — это история, какие случаются.
Мы молчали.