Кровь ацтека. Наследник

Мне поневоле вспомнился Целитель. Ана вполне могла бы сказать, что от меня «не пахнет» настоящим кабальеро.

   — Одет ты вполне прилично. Красавцем тебя, может быть, и не назовёшь, но ты недурен собой, а этот полученный в баталиях с пиратами шрам придаёт лицу особую мужественность. Но сними одежду, и от «светского» облика ничего не останется.

Вообще-то сначала я придумал своему шраму романтическое происхождение и собирался рассказывать, что якобы получил его на дуэли, из-за дамы. Но Матео эту версию забраковал, заявив, что такого рода шрам многие мужчины могут воспринять как вызов. А вот рана, полученная в стычке с французскими пиратами, это то, что надо. И почётно, и не вызывающе.

Лицо, отмеченное «пиратским» шрамом, до сих пор казалось мне чужим. Я носил бороду с того времени, как на моих щеках появились первые волосы, но теперь она уже не могла служить для маскировки. Наоборот, большая часть моих преступлений была совершена бородачом. Не требовалось мне больше и скрывать клеймо каторжника, ибо Матео успешно (хотя и весьма болезненно!) сумел его вывести. Теперь из зеркала на меня смотрела чисто выбритая, украшенная колоритным шрамом — и совершенно чужая физиономия.

В Новом Свете были в моде длинные волосы, но здесь, в Испании, мужчины уже несколько лет стриглись коротко. Короткая стрижка сделала моё лицо ещё более чужим.

Я чувствовал уверенность в том, что мог бы прогуляться по тюрьме святой инквизиции в Мехико, оставшись неузнанным.

   — Донья Ана, какое же лекарство способно избавить от грубости и неотёсанности?

   — Уж не знаю, существует ли снадобье, которое бы тебе помогло. Взгляни на свои руки. Они огрубевшие, твёрдые, не то что изящные и ухоженные руки человека из общества. Уверена, с ногами у тебя дело обстоит ещё хуже. А посмотри на свою грудь, на плечи. Такие мускулы бывают только у тех, кто занимается тяжёлым физическим трудом. Конечно, отчасти всё это можно списать на армейскую службу — но не всё же это море недостатков.

   — А что ещё у меня не так?

   — Да всё. Человеку благородному присуще неколебимое высокомерие, а у тебя его нет и в помине. В тебе не чувствуется презрения к простонародью, естественной для дворянина веры в то, что одним Бог от рождения положил править, а другим служить. Ты пытаешься изобразить из себя благородного, но сыграть чужую роль трудно, это неизбежно бросается в глаза. Стань доном, научись думать как дон, почувствуй себя им, и тогда другие тоже увидят в тебе человека голубой крови.

   — Но сделай милость, скажи уж мне, деревенщине, каким образом я выказал свою неотёсанность? В чём именно сказываются моя провинциальность и простонародность?

Она вздохнула.

   — Господи, Кристо, давай начнём с самого начала. Моя служанка только что принесла тебе чашку кофе.

   — Ну и что? Я вылил её себе на подбородок? Стал размешивать кофе пальцем?

   — Хуже: ты поблагодарил служанку.

   — Да я ей и слова не сказал.

   — Не сказал. Но поблагодарил её взглядом и улыбкой.

   — Что за вздор!

   — Человек из общества никогда не выкажет признательности служанке. Более того, настоящий аристократ вообще не заметит, что служанка существует, если только не пожелает уложить её в постель. Тогда он может удостоить простолюдинку взгляда и, может быть, мельком одобрить её женские достоинства.

Надо же! Хорошенько всё обдумав, я понял, что моя наставница права.

   — Ну а кроме внимания к прислуге?

   — Тебе недостаёт спеси. Посмотри на Матео: он входит в изысканный салон с таким видом, будто попал в свинарник и боится испачкать сапоги. А ты, когда появился в моём салоне, не мог скрыть восхищения.

   — Ну конечно, куда мне до Матео. Он старше, опытнее и изображает благородного гораздо дольше.

   — Твоему другу нет нужды притворяться. Он рождён кабальеро.

   — Матео? Этот picaro? Он кабальеро?

Моя собеседница прикрыла лицо веером и взглядом дала понять, что и так сказала больше, чем намеревалась. Я понимал, что донья Ана не та женщина, из которой легко выудить сведения, и оставил эту тему, хотя неожиданно для себя осознал, что о своём закадычном приятеле Матео почти ничего не знаю. Мне неизвестно ни кто его родители, ни даже где он родился.

Сколь же, однако, непроста его жизнь.

   — Мне говорили, что совсем ещё юной девушкой ты сбежала с актёром из бродячей труппы. Не этого ли человека я называю своим другом?

Ответом мне была улыбка.

   — Могу ли я чем-то отплатить за столь ценные наставления по части светских манер?

Веер снова заплясал перед её лицом.

   — Граф, мой покровитель, любит похваляться своими подвигами в постели, но силён он только на словах.

Ана встала со стула, присела на кушетку рядом со мной, и её рука скользнула мне между ног. Я носил не шерстяные штаны, а модные шёлковые панталоны в обтяжку, и мой реnе затвердел и напрягся при первом её прикосновении.

   — Если граф узнает, что ты стал моим любовником, тебя убьют. Но ты не находишь, что опасность придаёт любви особую сладость?

Матео предупреждал меня и насчёт её чар, и насчёт ревности графа. Однако что толку? Оказалось, я слишком слаб, чтобы противостоять ухищрениям женщины.

110