Кровь ацтека. Наследник

   — Вероника была единственной женщиной, которую я по-настоящему любил. Её отец был деревенским касиком у нас на гасиенде. Мы там, как и большинство знатных землевладельцев, почти не бывали, но, когда мне исполнилось двадцать, матушка спровадила меня туда, потому что считала нужным удалить из города, подальше от вредных, с её точки зрения, влияний. С тем, чтобы я отвык от книг, поэзии и всего такого, а взамен приобрёл навыки, подобающие un hombre, настоящему мужчине. Управляющему той гасиендой было поручено превратить мечтательного мальчика в подлинного кабальеро, носителя больших шпор.

   — А управляющим, как я понимаю, был Рамон де Альва?

   — Да, Рамон. Вот этот человек многого добился в жизни, он со временем стал одним из богатейших людей в Новой Испании. Мало того что к его мнению прислушивается сам вице-король, так Рамону ещё ведомы грязные секреты половины знатных семейств колонии. И, как я слышал, он многократно пополнял дырявые карманы дона Диего.

   — Не думаю, чтобы его влияние и богатство были приобретены честно, — вставил я.

Дон Эдуардо пожал плечами.

   — Честность — это драгоценный камень со многими гранями, и для каждого из нас они сверкают по-разному.

   — Попробуй сказать это тысячам индейцев, которые умерли в шахтах и при прокладке туннелей.

В моём голосе всё ещё звучал яд, однако сердце моё пусть медленно, но уже смягчалось по отношению к человеку, который, как ни крути, всё-таки доводился мне родным отцом. В конце концов, дон Эдуардо не пытался скрыть или оправдать содеянное. Напротив, его величайшим грехом было то, что он пытался отвернуться — или убежать! — от зла.

Дон Эдуардо печально улыбнулся.

   — Как явствует из того никчёмного образца идальго, который ты видишь перед собой, даже де Альве не под силу было сотворить чудо и сделать из меня настоящего кабальеро. Мать хотела, чтобы я полюбил запах крови, но я упорно предпочитал вдыхать аромат роз, а между ног чувствовать не кожу седла, а нежное лоно женщины.

Во исполнение матушкиной воли я отправился на гасиенду, под присмотр и попечение Рамона, но, к её ужасу, вместо того чтобы оставить прежние привычки и увлечения позади, я потащил их за собой, как старый сундук. Который мигом открылся, стоило мне лишь увидеть твою мать.

Первая наша встреча состоялась в церкви. Как владелец гасиенды, я должен был подавать пример пастве и присутствовать на воскресных богослужениях, и в тот раз, когда Вероника вошла в храм со своей матерью, стоял рядом со священником.

   — А священником в той деревне был отец Антонио?

   — Да, совершенно верно. Вообще во время моего пребывания на гасиенде мы с ним сблизились и подружились. Отец Антонио, как и я, любил классическую литературу. А поскольку я захватил с собой почти всю свою библиотеку, немало книг досталось ему от меня в подарок.

   — Они были помечены твоими инициалами. По этим книгам отец Антонио знакомил меня с творениями классиков и учил латыни.

   — Bueno[16]. Рад, что книгам нашлось хорошее применение. Так вот, как уже было сказано, когда Вероника вошла, я стоял близ церковной двери, и стоило мне заглянуть ей в глаза, как сердце оказалось вырванным из моей груди быстрее, чем вырезал бы его жрец-ацтек, принося в жертву своему кровожадному божеству. Мы живём в мире, где браки заключаются по расчёту, но разве возможен расчёт, когда речь идёт о любви? Я не мог этому противиться — увидел Веронику и полюбил её с первого взгляда.

То, что она была индейской девушкой, а я испанским грандом, происходящим из древнего рода, не имело никакого значения. Ни один алхимик не мог составить приворотное зелье, способное вызвать любовь более страстную и глубокую, чем та, что охватила меня, едва я увидел Веронику. Чувство моё было столь сильным, что я не мог удержать его в себе и поделился своими переживаниями с Рамоном.

Дон Эдуардо покачал головой.

   — Рамон поощрял моё увлечение, разумеется, видя в нём не глубокую душевную привязанность, не нечто серьёзное, но обычное вожделение, которое испанскому кабальеро сам Бог велел удовлетворить с индейской девушкой. Ему просто не дано было постичь суть моего отношения к Веронике. Я действительно любил её, боготворил её и, клянусь, был готов провести остаток своих дней на гасиенде, у ног твоей матери.

Рамон, сам неспособный к любви, этого просто не понимал. Как и моя мать. Будь они ближе друг к другу по возрасту, из них вышла бы прекрасная пара. Разумеется, различие в общественном положении не позволило бы им пожениться, но они вполне могли бы делить постель и жить в полном согласии, учитывая их одинаковую алчность и властолюбие.

Дон Эдуардо снова отвернулся к окну.

   — Бедный, бедный отец Антонио. Ему, конечно, не следовало бы становиться священником. С одной стороны, его исполненное сострадания ко всем людям сердце было достойно святого, но с другой — многие его желания и стремления были сугубо человеческими, от святости весьма далёкими.