— Баронесса, вы приказали мне оставаться там только до пятого часа.
— А пробило шесть: ты прав.
— К тому же…
— Ну?
— Вполне ли вы уверены, что барона нет дома?
— Он сказал мне, что поедет к своему другу Талакеру, чтобы попытаться вместе сделать нападение на нюренбергцев. Разве ты не видел, что он уехал на той неделе со своими людьми?
— Видел, сударыня; а между тем… боюсь я, что он где-нибудь поблизости.
— Почему тебе так думается?
— Крестьянин, которого я расспрашивал, сказал мне, что он видел человек двенадцать ландскнехтов под предводительством какого-то великана: это, наверное, разбойник Кернер, которого барон недавно взял к себе на службу.
— Где же этот крестьянин встретил их?
— Сегодня утром, в девять часов, на опушке леса.
— Они ехали к замку или от него?
— Они углублялись в лес.
— По направлению к перекрестку?
— Да, сударыня.
— Господи, Господи! — вскричала несчастная баронесса, с отчаянием ломая руки. — Это верно засада!
— Боюсь, что так, сударыня… тем более, что раза два или три мне невдалеке слышались звуки, похожие на звяканье оружия.
— Но ты только это и слышал, не правда ли? Криков, борьбы не было слышно?
— Нет, сударыня; если эта засада была устроена против кавалера, которого вы ожидаете, то она не удалась, потому что он не проезжал.
— О, теперь я благодарю Бога за это!
— Сейчас, когда я возвращался в замок, — продолжал паж, — собака выскочила из леса и бросилась ко мне. Это был Блиц, любимая борзая барона. Сегодня утром егерь, старик Вилькен, взял Блица с собой на объезд. Вдруг собака с радостным лаем кинулась в чащу. Напрасно старик звал его, — Блиц не вернулся.
— Привел ты его в замок?
— Нет, сударыня, он опять убежал в лес. Есть только один человек, для которого Блиц может покинуть меня и Вилькена, — это господин барон.
— Господи, сохрани и помилуй нас! — прошептала Эдвига, вздрагивая.
Наступило минутное молчание.
— Поди спроси, вернулась ли Агнеса? — сказала наконец баронесса.
Агнеса была ее любимая служанка; она нянчила ее со дня рождения и никогда не расставалась с ней.
Паж вышел и поспешно вернулся.
— Ну что? — спросила баронесса.
— Агнеса не возвращалась, — отвечал он, — и никто не знает, где она пропадает с нынешнего утра.
Баронесса в отчаянии ломала руки.
— Агнеса не могла добровольно бросить меня. Дай Бог, чтобы ее не погубила привязанность ко мне!.. Что делать, Господи, что же делать? — пробормотала она с тоской.
Она остановила на паже тоскливый взгляд, как бы решаясь доверить ему какую-то тайну. Крупные слезы блистали на глазах молодого человека.
Честность и почтительная преданность, выражавшаяся на его лице, успокоили бы самую недоверчивую душу.
Баронесса подозвала его ближе к своему креслу. Он повиновался.
— Ближе, — шепнула она. — Теперь слушай, что я тебе скажу на ухо. Я доверю тебе тайну, которую знает только один человек в мире, и от которой, как я уже сказала тебе, зависит моя честь и жизнь. Поклянись мне, что свято сохранишь ее.
— Клянусь, моя добрая госпожа.
— Спасением души твоей?
— Да!
— Хорошо. Возьми этот ключ; им ты отворишь дверь комнаты, которая в конце этого коридора, как раз возле маленькой лесенки, ведущей к калитке. Понимаешь?
— Да, сударыня; это та дверь, на которой гвоздями выведен крест?
— Так. На другом конце этой пустой комнаты ты найдешь другую дверь; стукни в нее сначала два раза, потом, после небольшой остановки еще три раза. Всего пять раз… Тебя спросят: кто там? Ты ответишь: да сохранит Бог сирот! Тебе отворят. Тогда ты увидишь женщину, крестьянку; потом, потом… ребенка, девочку лет трех… Ты скажешь этой женщине, — ее зовут Мартой… Ты скажешь ей, что пришел за ней от меня, и приведешь их сюда. В эту пору в коридоре никого не бывает, и я надеюсь, что вы никого не встретите. А все-таки скажи ей, чтобы она хорошенько укрыла ребенка платком… Ты меня понял, Филипп? — прибавила она, остановив на лице молодого человека свои большие глаза, ввалившиеся от бессонницы и страдания.
— Да, баронесса.
— Иди же скорее, мой друг, и да сохранит тебя Бог!
Как только он затворил за собой дверь, баронесса подошла или, скорее, дотащилась до своей образницы, стоявшей возле ее кресла, и стала усердно и горячо молиться.
Тем временем Филипп осторожно шел по темному коридору, который вел к лестнице близ калитки.
Когда он проходил мимо комнаты Агнесы, горничной баронессы, ему почудилось, что кто-то там зашевелился. Он остановился, прислушался, но все было тихо.
— В этом старом замке, — проворчал он, — благодаря ветру, крысам и треску полов всегда кажется, что кто-то ходит.
Однако, из предосторожности, он посмотрел в замочную скважину; но в комнате никого не было видно.
— Ошибся, — сказал он и пошел дальше.
Едва он скрылся за первым поворотом коридора, как дверь Агнесиной комнаты осторожно отворилась; молодой человек, несколько старше Филиппа и одетый в такое же платье, выставил голову. Успокоенный тем, что кругом все было тихо, он вышел, затворил дверь так же осторожно, как отворил ее, и пошел за Филиппом. Он, очевидно, хотел подсмотреть, куда он идет.