- Выкради меня, свет мой, нет более сил, - боролась с рыданиями Улита.
- А дети?
- Все равно выкради.
- А Яким?
- Ни полслова Якиму!
Их руки сплелись, как перед прыжком в пропасть.
- Не ошибись, Улитушка. Путь этот без возврата.
Она положила руку его ниже своей груди:
- Слышишь?.. Одно сердце ошибётся, два - нет!
Род долго не отнимал руки. Полный неизведанных чувств, поднялся, прислонился к изразчатой печи.
- Откуда эти изразцы? - отвлёкся он от отцовских дум.
- Не ведаю, - отвернулась Улита. - Перед моим прибытием привезли Андрею. Вздумал меня потешить.
- На них знаки созвездий небесных, зодии, - присмотрелся он, вспоминая изразцы, изготовленные царьградским мастером, купленные Кондувдеем у гречников…
- Глумы это все, - изрекла Улита, как тогда в челне на Мосткве-реке, когда он поведывал ей о зодиях.
Род сообщил, что Ярун Ничей по изволу Андрееву подманом заточил его, мучил голодом, зато сам погиб страшной смертью, сохранив тайну изразцов.
Улита слушала в мрачном молчании и после сказала жёстко:
- Нынче я верю, что Андрей ищет твоей погибели. Знаю, как он ненавидит тебя. Брюхатость мою заметил и ещё пуще возненавидел. Через Вевейку ли досочился или иным путём? С Якимом не говорил пока. Самой же мне что ему сказать? Убьёт! И меня, и дитя в утробе. Увези, выкради поскорей, не то за могилой жди. Мне все тут поперёк горла, поперёк глаз. К чему эти изразцы? К чему серебро светильников?
- Слышал я, Ростислав Гюргич в Переяславле внезапно покинул нашу юдоль? - молвил Род.
- Так, - сузила глаза Улита. - Все, как ты предрёк.
- Стало быть, муж твой с этих пор старший сын Гюргия, наследник? - продолжил Род.
- В великие княгини прочишь меня?
Улита яростной панфирью[421]
прыгнула с одра.- Тише! - Род поймал её в объятья. - Все будет сотворено к нашему благу. Только…
- Что? Что только? - теребила Улита.
- Как без Якима? Через кого нитечку к тебе иметь?
Будущая беглянка задумалась.
- Яким - брат и друг. Дорожит, однако, своим вельможеством. По моей вине ему может грозить опала. Доколе же мне жертвовать собой? Одной мне! Доколе? - Она порхала от светильника к светильнику, как бабочка, и внезапно вновь приблизилась к возлюбленному, приподнялась на цыпочках, шепнула в ухо: - Досочился слух, что у Андрея в Киеве… с княжной-галичанкой… разумеешь?
- Вздоры распускают? - ошеломлённо спросил Род.
Улита глубже загоняла ноготки в его плечо.
- Яким дознался: не вздоры! Вот почему он нудит князя возвращаться во Владимир. Спасёт ли это от галичанки? Дружьям[422]
- расстояние не помеха. А меня - под понку? В монастырь?
Род взял княгиню на руки, отнёс на ложе.
- Успокойся. Стены бродницкой крепости Азгута нас укроют.
- Пусть Лиляна будет нашей нитечкой, - развеивал его сомненья жаркий шёпот. - Она во всем верна!
Дверь, скрипя, приотворилась, пропустив Якима.
- О, врачу! Твоё леченье затянулось, - спустил он заговорщиков с неба на землю.
Княгиня и её лечец собрались с силами, чтоб оторваться друг от друга. Не набралось бы сил, узнай они, какую пропасть времени продлится расставание.
Когда укрытый емурлаком самозваный Агапит шёл из дворца, позади раздался резкий голос. Мнимый лечец не обернулся. Его внутреннему взору предстала огненнокудрая лазутка. Опять подстерегла!
- Врачу! Исцели меня от любви к тебе! - Род не ответил. Вевея крикнула вдогон: - Врачу, исцелися сам!
Он поспешил уйти с тяжёлым чувством надвигавшейся беды.
КЛЮКА СУДЬБЫ
1
Дело, будто бы легко выполнимое сгоряча, со временем обрастало трудностями, утяжелялось. Когда прибыли под Новгород-Северский, атаман Дурной продумывал нападение на княгинин поезд. Ведь не оставят Улиту изнывать в Остерском Городце. Гюргий крепко сел в Киеве. Андрея отрядил в Пересопницу, чтоб послеживал за волынскими изгнанниками. Вестимо, жене надо ехать к мужу, пока тот и впрямь не завёл другиню - галичанку ли, половчанку. Лазутники донесли, что Яким Кучкович отправился к своему государю, а про Улиту и слуху нет. Тогда явилась мысль подсказать ей отбыть на леченье к границе Дикого Поля, где у половцев целебное место, прозванное Аршан. А уж по дороге-то, на безлюдье, бродницкая ватага не оплошает. И, сидя в Мелтекове в пахнущих смолою хоромах, отстроенных на пепелище бывшего загородного дворца несчастного Игоря Ольговича, Дурной помогал дорогому гостю мечтать о том, как ему сладко и безопасно будет с его любавой в благожелательной Затинной слободе на берегу реки Шалой под охраной надёжного Азгут-городка.